Уайнсбург, Огайо. Рассказы - [27]

– Я рада, что ты дотерпел, – ответила мать не без обиды и, поцеловав его в лоб, сделала вид, будто занята по хозяйству.

Как-то летним вечером Сет Ричмонд пошел в «Новый дом Уиларда» к приятелю Джорджу Уиларду. Днем лил дождь, но, когда Сет вышел на Главную улицу, небо уже очищалось, и запад полыхал золотом. Свернув за угол, Сет вошел в гостиницу и стал подниматься к приятелю. В конторе гостиницы хозяин и двое коммивояжеров рассуждали о политике.

Сет остановился на лестнице и прислушался к разговору внизу. Там волновались и сыпали словами. Том Уилард нападал на гостей.

– Я сам демократ, но ваши разговоры тошно слушать. Вы не понимаете Маккинли. Маккинли и Марк Ханна – друзья. У вас, видно, в голове такое не укладывается. Если вам говорят, что дружба может быть сильнее, крепче, дороже долларов и центов, дороже политики, вы только фыркаете и смеетесь.

Хозяина перебил гость – высокий седоусый мужчина, ездивший от оптовой продовольственной компании.

– Вы что же, думаете, я столько лет живу в Кливленде и не знаю, кто такой Марк Ханна? – возмутился он. – Чепуху вы городите. Ханне подавай деньги, больше ничего. Вашим Маккинли он вертит, как хочет. Вашего Маккинли он взял на арапа – и зарубите это себе на носу.

Молодой человек не дослушал спора и поднялся в темный коридорчик. Спор внизу вызвал у него целую вереницу мыслей. Сет был одинок и уже думал, что одиночество – у него в характере, написано на роду. Он завернул в боковой коридор и остановился перед окошком, выходившим в проулок. Позади своей булочной стоял Эбнер Гроф, городской пекарь. Его маленькие воспаленные глазки бегали взад-вперед по проулку. Пекаря звали из булочной, но он делал вид, будто не слышит. Он держал в руке бутылку из-под молока и глядел сердито и угрюмо.

В Уайнсбурге про Сета говорили: «Не прост». «Вроде отца, – замечали люди, когда он проходил по улице. – Как-нибудь его прорвет. Увидите».

Из-за таких разговоров и из-за того, что взрослые и сверстники приветствовали его с невольным уважением, как обычно приветствуют немногословных людей, Сет тоже стал смотреть на себя и на жизнь иначе. Как и большинство подростков, он был сложнее, чем принято о подростках думать, – но был вовсе не таким, каким представлялся матери и горожанам. За всегдашней его молчаливостью не скрывалось глубокой жизненной цели; определенного плана жизни он не имел. Когда его товарищи шумели и ссорились, он тихо стоял в стороне. Спокойными глазами наблюдал, как они оживленно машут руками. Его не слишком интересовало, в чем там дело, и порою он спрашивал себя, а может ли его вообще что-нибудь сильно заинтересовать. Сейчас, в сумерках, у окошка, наблюдая за пекарем, он пожалел, что его не может пронять до глубины никакое чувство – ну, хоть бы угрюмый гнев, припадками которого славился пекарь. «Если бы я мог распалиться и повздорить из-за политики, как старый болтун Том Уилард, – и то было бы лучше», – подумал он и, отвернувшись от окна, пошел к комнате своего приятеля Джорджа Уиларда.

Джордж был старше Сета Ричмонда, но в этой довольно странной дружбе именно он постоянно обхаживал младшего, а тот позволял себя обхаживать. Газета, где работал Джордж, вела одну линию. В каждом номере она стремилась упомянуть по имени как можно больше местных жителей. Словно азартная гончая, носился по городу Джордж, отмечая в блокноте, кто поехал по делу в окружной центр, кто вернулся домой из соседнего городишки. Целый день он заносил в блокнот мелкие новости. «А.-П. Ринглет получил партию соломенных шляп. Эд Баербаум и Том Маршал в пятницу ездили в Кливленд. Дядя Том Синингс строит у себя на Ложбинной дороге новый сарай».

Джорджа Уиларда прочили в писатели, поэтому он пользовался в Уайнсбурге уважением и постоянно разговаривал на эту тему с Сетом Ричмондом.

– Самая легкая жизнь на свете, – возбужденно и хвастливо объявлял он. – Повсюду ездишь, сам себе начальник. Хоть в Индии, хоть на корабле в тропиках – знай себе пиши, и все. Вот погоди, сделаюсь известным – знаешь как весело заживу?

В комнате Джорджа, выходившей одним окном в проулок, а другим – на железную дорогу и закусочную Бифа Картера против станции, Сет Ричмонд сел на стул и потупился. Джордж Уилард, который час перед тем просидел в безделье, вертя в руках карандаш, шумно приветствовал его.

– Пробую написать рассказец о любви, – объяснил он с нервным смешком. Он раскурил трубку и стал прохаживаться по комнате. – Я знаю, что я сделаю. Я влюблюсь. Я тут сидел, обдумывал его – а теперь сам так сделаю.

Как бы застеснявшись своих слов, Джордж отошел к окну, повернулся спиной к приятелю и высунулся наружу.

– Я знаю, в кого влюблюсь, – отрывисто сказал он. – В Элен Уайт. Из всех наших девушек у нее одной есть шик.

Тут молодого Уиларда осенила новая мысль – он повернулся и подошел к гостю.

– Ты вот что, – сказал он. – Ты лучше меня знаешь Элен Уайт. Ты передай ей, что я сказал. Знаешь, заговори с ней и скажи, что я в нее влюблен. Что она на это скажет? Погляди, как она отнесется, а потом придешь и скажешь мне.

Сет Ричмонд встал и пошел к двери. Слова товарища невыносимо раздражали его.