Уайнсбург, Огайо. Рассказы - [26]

Дом Ричмондов был построен из известняка, и, хотя в городке говорили, что он ветшает, на самом деле он хорошел год от года. Время уже подкрашивало полегоньку камень, клало сочный золотистый тон на его поверхность, а вечерами и в пасмурные дни набрасывало волнистые черные и бурые мазки в тенях под карнизами.

Дом этот построил дед Сета, владелец каменоломен, вместе с каменоломнями на озере Эри, в восемнадцати милях к северу от города, оставил его своему сыну Кларенсу Ричмонду – отцу Сета. Кларенс Ричмонд, тихий и горячий человек, которого необычайно уважали соседи, погиб в уличной перестрелке с редактором газеты в Толидо, Огайо. Причиной перестрелки было то, что имя Кларенса Ричмонда газета связала с именем одной учительницы; но, поскольку ссору покойный затеял сам и первым выстрелил в редактора, убийце удалось избежать наказания. После смерти Кларенса обнаружилось, что большую часть наследства он разбазарил, играя на бирже и неудачно вкладывая деньги под влиянием друзей.

Оставшись с небольшим доходом, Виргиния Ричмонд жила замкнуто и растила сына. Смерть мужа и главы семьи глубоко опечалила ее, однако слухам, распространившимся после его смерти, она нисколько не верила. В ее глазах этот ранимый, ребячливый человек, к которому все испытывали безотчетную симпатию, был просто неудачником, натурой слишком утонченной для прозаической жизни.

– До тебя будут доходить всякие слухи, но ты им не верь, – говорила она сыну. – Он был добрый человек, чересчур отзывчивый и напрасно старался стать коммерсантом. Сколько я ни думаю, ни мечтаю о твоем будущем, самое лучшее, что я могу тебе пожелать, – это чтобы ты стал таким же добрым человеком, как твой папа.

Через несколько лет после смерти мужа, обеспокоенная тем, что расходы по дому все растут, Виргиния Ричмонд решила найти приработок. Она выучилась стенографии и с помощью друзей мужа получила место судебной стенографистки в окружном центре. Во время сессий она каждое утро ездила туда на поезде, а когда суд не заседал, целыми днями ухаживала у себя в саду за розами. Это была высокая осанистая женщина с неинтересным лицом и пышными темно-каштановыми волосами.

В отношениях Сета Ричмонда с матерью была одна особенность, и она стала проявляться в его отношениях с остальными людьми, когда ему еще не исполнилось девятнадцати. Почти нездоровое уважение к сыну заставляло Виргинию по большей части молчать в его присутствии. А если она резко к нему обращалась, ему стоило только пристально посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть в них такое же смущение, какое он уже замечал в глазах других людей.

Суть дела состояла в том, что сын мыслил с удивительной ясностью, а мать – нет. Во всех случаях жизни она ожидала от человека обычных реакций. У тебя сын, мальчик; ты отчитываешь его – он потупился, дрожит. Отчитала – плачет; все прощено. Поплакал, лег спать – входишь к нему крадучись, целуешь.

Виргиния Ричмонд не понимала, почему с ее сыном – все не так. От самого сурового нагоняя он не дрожит и не смотрит в пол, а смотрит прямо на нее – и тревожные сомнения заползают в душу. А войти украдкой – она к нему и пятнадцатилетнему побоялась бы.

В шестнадцать лет Сет с двумя приятелями однажды сбежал из дому. Ребята забрались в открытую дверь порожнего товарного вагона и уехали миль за сорок – в город, где шла ярмарка. Один мальчик прихватил бутылку со смесью виски и черносмородинного вина, и беглецы распили ее в дверях, свесив ноги наружу. Приятели Сета пели и махали руками зевакам на станциях, мимо которых проходил поезд. Они замышляли набеги на корзины фермеров, приехавших с семьями на ярмарку. «Как короли будем жить – и ярмарку посмотрим, и бега, – и все задаром», – хвалились они.

Сет пропал, и Виргиния Ричмонд расхаживала по дому с неясной тревогой на душе. Хотя на другой день, благодаря розыскам, предпринятым начальником полиции, ей стало известно, какую авантюру затеяли ребята, она все равно не могла успокоиться. Всю ночь она лежала без сна, слушала тиканье часов и говорила себе, что Сета, как и отца его, ожидает внезапная насильственная смерть. На этот раз она твердо решила дать сыну почувствовать тяжесть своего гнева; она попросила полицию не забирать ребят, взяла карандаш, бумагу и составила ряд резких язвительных упреков, каковые намеревалась обрушить на сына. Упреки эти она заучила на память – расхаживая по саду и повторяя их вслух, как актер, разучивающий роль.

К концу недели вернулся Сет, немного усталый, с копотью в ушах и под глазами, – и она опять не нашла в себе сил отругать его. Он вошел, повесил кепку на гвоздь у кухонной двери, остановился и пристально поглядел на мать.

– Мне захотелось назад через час после того, как поехали, – объяснил он. – Я не знал, что делать. Знал, что ты будешь волноваться, но, если бы вернулся, мне было бы стыдно перед собой. Я решил, что мне полезно вытерпеть всю эту волынку. Было неудобно – спать на мокрой соломе, да еще к нам пришли спать два пьяных негра. Я украл с телеги фермера корзинку с обедом и потом все время думал, что его дети на целый день остались без еды. Все это мне до смерти надоело, но я решил дотерпеть, пока ребята не захотят вернуться.