Уайклифф и козел отпущения - [36]

– Вы можете думать, что хотите. – Ее щеки сейчас пылали.

– Так не получится. Речь, возможно, идет об убийстве, и мне необходимо знать правду. Итак, соблазнить или напугать?

Ральф сидел, уставившись в пол и теребя шов на своих джинсах. Хильда молчала, плотно сжав губы.

– Он не пытался сделать вам непристойное предложение?

– Разумеется, нет, – мгновенно отреагировала она.

– Почему вы так его не любили? Разве он был бы для вас плохим отчимом?

– Он… омерзительный! – Она долго подыскивала нужное слово. – Масленый и… – Она опять сделала паузу, а когда заговорила вновь, ее голос звучал совершенно спокойно. – Да что вам мои слова. Вы можете спросить любого.

– Но не вашу маму?

Она со злостью взглянула на него, но проглотила резкий ответ.

– Я думаю, вы пытались шантажировать его. Что вы знали о мистере Риддле и собирались обнародовать, если бы встретили отказ?

– Ничего.

Уайклифф посмотрел на Ральфа. Нежный румянец на щеках и та готовность, с которой он вспыхивал в ответ на малейшие замечания сыщика, делали его более женственным, чем особу, сидящую напротив.

– А тебе есть что сказать, Ральф?

– Ему нечего сказать, потому что это вообще не его дело.

– На самом деле он не меньше вас заинтересован в делах мистера Риддла, особенно в том, что касается участков земли под городком на колесах.

– Бесполезно скрывать, Хильда. Все равно придется признаться, – заговорил Ральф извиняющимся тоном. Он подождал какого-нибудь ободряющего знака со стороны девушки, но, не получив его, продолжал: – Я кое-что узнал.

– Что именно?

– Я узнал, что мистер Риддл ходит к Мэри Пенроуз на Мургейт-роуд.

– Как ты это узнал?

– Увидел.

– Если человек заходит в какой-то дом, это еще ни о чем не говорит.

– Он ходил туда каждую неделю. Иногда даже по два раза.

– Он мог быть приятелем отца той женщины.

– Я знаю, зачем он туда ходил, – сердито пробормотал парень.

– Почему ты за ним шпионил?

– Я не шпионил!

Но ведь ты следил за домом?

Парень жутко смутился, и Уайклиффу стало жаль его.

– К женщине, которая там живет, часто заглядывают мужчины?

– Да, – после некоторого колебания признался Ральф.

– Ты тоже был ее клиентом?

– Конечно, нет!

– Тогда как ты объяснишь?…

– Я ничего не буду объяснять. И не буду отвечать на ваши вопросы. Вы меня не заставите.

– Хорошо. Закончим на этом, но, возможно, мне понадобится еще раз встретиться с тобой. – Он повернулся к Хильде, которая в течение всего разговора Уайклиффа с Ральфом хранила на лице отсутствующее выражение. Значит, вы припугнули Риддла, пообещав рассказать матери о его визитах в этот дом?

– Да. – Она, казалось, хотела еще что-то добавить, но промолчала.

– И вы бы рассказали?

– Нет.

– А если бы рассказали, ваша мать могла передумать выходить замуж за мистера Риддла?

– Конечно. Это же ясно как божий день.

Уайклифф подумал, как плохо дети знают своих родителей. Он встал. Теперь он знал, где был Риддл перед своим исчезновением, а терзать дальше этих подростков ему не хотелось – ведь действовали они из лучших побуждений.

– Если кто-либо из вас захочет еще что-то рассказать, вы знаете, где меня найти.

Он был доволен. В его списке появилось еще одно место, где Риддл мог отдохнуть, сняв пиджак и развязав галстук. Место, где его могли застрелить…

Уайклифф отправился в отель перекусить. Он ожидал, что после окончания конференции в ресторане будет свободно, но просчитался: хозяева открыли двери не только для постояльцев. В основном это был местный деловой люд, поэтому за ленчем ему пришлось выслушать оживленную дискуссию о несовершенстве британской налоговой системы, о необходимости снова ввести смертную казнь, о распущенности школьников и полном бездействии правительства. Все это безумно утомляло, и, хотя он сочувствовал их бедам, его приводили в ужас предлагаемые способы ликвидации всех несчастий.

– Я иногда думаю, – вещал один из поборников справедливости, – что нас может спасти только диктатура. Нам нужен кто-то, кто, не колеблясь, расстреляет несколько негодяев, чтобы другим неповадно было. Тогда мы почувствуем разницу!

Естественно, диктатор должен был принадлежать к тому же политическому крылу, что и ратовавший за его правление, иначе ведь могут быть расстреляны не те негодяи.

Без всякого на то повода его мысли постоянно возвращались к женщине из дома на сваях. Он питал тайную симпатию к смешливым толстушкам, и если он когда-нибудь решит пуститься во все тяжкие… Иногда он чувствовал, как близко оказывался от запретного рубежа.

– Вам подать бренди, сэр? Почему бы и нет, в конце концов?

Ветер на улице уже не сбивал с ног. Перемену в погоде он заметил еще по пути в отель. Сейчас было почти тихо, только редкие порывы напоминали о недавней стихии. Стало светлее, и скоро, Бог даст, выглянет солнышко.

Услышав новости, Кертис пришел в изумление.

– Мэри Пенроуз! Ну и дела, черт меня возьми! Вот уж не поверил бы, что вы можете открыть мне что-то новое о закулисной жизни нашего городка. Когда я был мальчишкой, сток еще функционировал и старина Пенроуз был при деле. Мы тогда придумали смешное название для этого сооружения и часто собирались возле дома и выкрикивали его, пока старик не выбегал и не прогонял нас. – Большое лунообразное лицо Кертиса от воспоминаний стало мягким и приветливым. – Ее все до сих пор зовут Мэри Пенроуз, хотя официально она Мэри Парке. Несколько лет назад она вышла замуж, но парень бросил ее и удрал. Я считаю, что это только к лучшему и для нее, и для нас.