Уайклифф и козел отпущения - [25]

– Я приходил только потому, что меня послал сюда мой начальник.

– Тогда с чего они взяли, что папа может быть замешан в этом деле?

– Я не знаю их резонов, мисс, но могу о них догадываться, – пожал плечами Фаулер и показал на сарай из гофрированных металлических листов, находящийся тремя участками ниже по дороге. – Разве не там нашли его одежду? Этого более чем достаточно, чтобы полиция могла заинтересоваться вашим отцом.

– Ой, я об этом даже не подумала. – Девушка явно испытала облегчение.

– Так Риддл был отцом вашего ребенка?

– Конечно, нет.

– А кто?

– Понятия не имею. Разве вам не говорили, что я жутко распутная?

– Но у вас должны быть догадки.

– Даже если и так, я держу их при себе.

– А племянник Риддла – Мэттью Чоук?

– Ну вы даете!

– Возможно, у нас еще будут к вам вопросы.

– За спрос мы денег не берем.

Пересказав беседу с Джорданами, добавил от себя:

– В этой девушке что-то есть, сэр. Она вовсе не потаскушка, какой хотела себя представить, и очень беспокоится за судьбу отца.

– Она показалась вам умной?

– Скорее хитрой.

Уайклиффу заказали номер в гостинице, открытой круглый год. Она примостилась на мысу, к востоку от города, и выходила окнами на залив. Он собирался поужинать в небольшой компании из пяти или шести постояльцев, заняв уголок в столовой, рассчитанной на сотню гостей. Однако все столики оказались занятыми участниками какой-то конференции, и ему пришлось разделить трапезу с двумя делегатами. Мероприятие было сугубо мужским, и у каждого члена собрания к лацкану был прикреплен белый круглый значок с надписью, которую Уайклифф так и не смог разобрать. Все они были одеты в скромные темные костюмы и разговаривали на пониженных тонах, напомнив Уайклиффу стайку воробьев, клюющих корм. Он оказался неподалеку от большого полукруглого окна, темноту за которым время от времени прорезал луч маяка. К его удивлению, соседи даже не попытались втянуть его в свой разговор, хотя сами то и дело обменивались какими-то фразами. Возможно, их речевые инстинкты срабатывали только при виде белых значков?

А он был бы рад поговорить, лишь бы отвлечься от докучавших ему мыслей. Даже скорее не мыслей, а разрозненных образов, снова и снова возникавших в его мозгу. Две женщины в мрачных пыльных интерьерах старого дома; Мэттью Чоук, безуспешно старающийся освоиться в кресле своего дяди; маленькая комната с видом на море, где Могильщик прятал под замком, как в ящике Пандоры, свои тайные страхи. Колесо с козлом отпущения, в огненных гирляндах несущееся под гору; столы в полицейском участке с разложенными предметами одежды, местами выпачканными в крови.

Он не стал дожидаться кофе, а вышел из отеля и пошел по немноголюдной центральной улице городка Тротуары были мокрыми после недавнего дождя. Он шагал по слабо освещенным боковым проездам и, следуя их изгибам, наконец оказался у начала крутого подъема, в конце которого находилась «Бригантина», паб, в который его водил Тони.

В заведении было полно народу, но знакомых лиц не было видно. Он взял бокал и нашел место рядом с сухощавым человечком в морской форменке, которая была ему явно велика. Народ в основном вел себя тихо: выпивка для англичан всегда была серьезным делом; шум исходил лишь от небольшой компании, расположившейся неподалеку. В ее центре находился невысокий плотный человек с красным лицом и пшеничными волосами. Он дошел до такой степени опьянения, когда приходят в восторг от собственных шуток. Его собутыльники всячески поддерживали в нем кураж.

– Посмотрите-ка… Что вы скажете об этом? – Он оттянул рукав своей куртки, демонстрируя мускулистую руку, покрытую рыжеватыми волосами. Сжав кулак, он хвастался налившимися бицепсами. – Признайтесь, что мало кого видели сильнее меня.

– Да уж, Эрни. Ты здоровый парень, это точно.

– Ну-ка, Берт, пожми мне руку, – обратился Эрни к одному из окруживших его мужчин.

Долговязый, унылого вида Берт не спешил принимать приглашение.

– Ну же, Берт. Я не сделаю тебе больно. Давай!

Подстрекаемый соседями, Берт протянул свою костлявую руку, которая тут же оказалась в тисках огромного кулака.

– Скажи, когда будет невмоготу. – Буквально тут же раздался крик Берта, и Эрни отпустил его. – Вот видите! А я еще не принимался по-серьезному.

Он схватил кружку и залпом выпил почти половину ее. Вытерев рот, он опять развеселился.

– Я однажды так же поручкался с Могильщиком. Правда, он тогда не запросил пощады так быстро. – Эти воспоминания, казалось, доставляют ему истинное удовольствие. – Я ведь когда-то работал на этого лидера, вы же знаете. – Все дружно подтвердили его слова. – И этот гад меня уволил. «Приди в контору и получи свои деньги», – вот что он мне сказал. Я так и сделал. Я еще хотел сказать ему все, что я думаю о его вонючей работе и все такое, но потом передумал. Я был сама вежливость. Не поминайте лихом, – сказал я и протянул ему руку, вроде как попрощаться. – Эрни замолчал, предвкушая продолжение рассказа. – Мне говорили, что он потом целый месяц подписывался левой Рукой.

Раздался смех.

– А теперь он помер, – сказал кто-то.

– Да, мерзавец отдал концы, – после некоторого Раздумья произнес Эрни и добавил: – Но вопрос: кто похоронит Могильщика? – И он обвел всех взглядом, страшно довольный остротой. – Эй, вы, наверное, не поняли. Кто похоронит Могильщика? – Он встретился глазами с Уайклиффом, наклонился и схватил его за рукав. – Кто похоронит Могильщика? Вот что я хотел бы знать!