У женщин грехов не бывает! - [24]
Рыжий толстячок в черной шапочке складывал в чехол треножник.
– Первый раз в Иерусалиме? – он спросил.
– Что, заметно?
– Заметно… Я здесь уже пять лет. Мне до сих пор кажется, что я на Баковке, у моей пьяненькой тетушки.
Примерно так начинались все разговорчики, не говорить ни с кем в этом городе оказалось невозможным. Но мне понравилось в этом бардаке. В этом городе много рыжих. Где рыжие – там энергия, где рыжие – там жизнь.
Я прошла до своей гостиницы почти все кафешки и ресторанчики. Вкусным не пахло.
Но тут я вдруг остановилась. Чем пахнет? Я пыталась понять. Теплый камень, медные деньги, мокрая шерсть… и немножко кофе. Легкий аромат выплывал из кофейни. Я вошла.
Внутри все было забито черными мужиками. Черные куртки, рубашки в черно-белую клетку, черные джинсы, черные рожи. Все стрельнули глазами, когда я вошла.
«Да пошли вы…» – Я села у стойки и закинула ногу на ногу.
А Лера не понял! Он не понял, что я уже не в компе, что я топаю по камню в Иерусалиме. Он вышел в Сеть – а меня там нет. Нет в Сети «Хохлушки». Все его мымры на месте, глупостями звянькают, а меня нет. Он позвонил и спрашивает:
– Где ты, маленькая?
– В отеле, в Иерусалиме, – говорю.
– Ты уже в кроватке?
– Да, я в кроватке, – томным басом ему отвечаю.
– Голенькая лежишь?
– Ах-ха… – Я потянулась.
Постель была приятной, отельчик фу, а белье классное. Мне хотелось спать, я устала с дороги, но уснуть не могла.
– Боишься меня? – я Леру спросила.
– Нет, зайка. Я уже ничего не боюсь, – он наврал. – Отдыхай, моя девочка. До завтра.
12
Лера боялся. И я испугалась, когда мне в номер позвонили: «Машина ждет». Я вышла на лестницу. Таксист и портье таращились снизу, пока я спускалась. Когда не знаешь языка, интересно наблюдать за лицами. На этих рожах, кроме откровенного любопытства, было презрение, почти брезгливость.
А что не так? Что я такого плохого делаю? Да, я еду в Ашдод. Да, на ночь глядя. Да, в субботу. Да, я напялила это платье. И что? А потому что я к Лерочке еду. Он понимает простые вещи: платье в обтяг, сиськи наружу, каблук высокий – это Лерочке понятно. И мне плевать, что вы тут сейчас про меня думаете.
Таксист взял мою сумку осторожно, как будто у меня там лежал килограмм героина. Спросил на английском:
«Это всё?»
Всё! Умные все тут такие, каждый таксист у них по-английски шпарит. Платье мое ему не нравится!
Араб спросил адрес. Я хотела набрать Леру, чтобы он объяснил, куда меня везти. Достала телефон, и вдруг у меня задрожали руки. Очень сильно задрожали, как у алкоголика. Такая трясучка была у меня всего один раз в жизни, в онкологическом диспансере.
Я пришла туда к маме сразу после операции. Принесла ей теплое одеяло. Все было хорошо, я уже с врачом поговорила. «Все нормально», – он меня успокоил. Но когда мать вышла из палаты, у меня задрожали руки. Сами собой, я не могла это контролировать и не сразу заметила. Мама просекла и улыбнулась. Я прикрыла ладони одеялом.
Она была в халате, из-под ребра у нее торчали трубки, глаза еще были возбужденными после наркоза. По коридору шел врач. Она кивнула на него:
– Какие мужики! И все кавказцы! Хирург – весь в белом! Высокий! Молодой! А глаза чееееррррные… И все плакал надо мной: «Да как же так?! Как же мы будем резать такую грудь? Такая грудь! Ну, нет, нет, мы не можем отрезать… Мы должны еще раз проверить…». А я им говорю: «Да режьте к черту! Вы думаете, это для меня так важно? Какая глупость!». Он скальпель берет… Какие руки! А сам меня заговаривает: «Так… О чем мы будем беседовать? Давайте о Цветаевой. Давайте про любовь Цветаевой и Эфрона… Ну?! И как вы думаете? Зачем она вернулась из Парижа?».
Моя мать подняла лицо и посмотрела на меня, ее турецкий нос в профиль стал еще острее и тоньше. Она захохотала:
– Что ж мужики такие идиоты! Они думают, мы все трясемся за свои сиськи!
Я вцепилась в свое одеяло и тоже засмеялась:
– Мам! Ты, похоже, умирать собралась? Да? Тебе перед смертью все мужики красавцы!
В отеле у меня случился такой же приступ. Мне казалось – внутри я спокойна, но телефон в руке дрожал, и это было видно. Я смотрела на свою руку, как будто это не моя рука. Я не могла попасть на единственную кнопку. Неудобно даже стало. Портье улыбнулся одними губами:
– Леди, я помогу, – и забрал у меня этот сучий телефон.
– Оставьте мой номер до конца недели, – попросила я.
– Если у вас будут проблемы… Возвращайтесь, – он сказал. – Перезвоните нам, если этого не потребуется.
Мы выехали из города. Вдоль шоссе мельтешили худенькие пальмы и елки, такие же, как у нас на Кавказе, по склонам желтые камни – ничего интересного. Только дорога такая мягкая, что мне сразу захотелось вышвырнуть таксиста и самой порулить.
– Одна приехала? – гаркнул он с наездом.
– Одна, – отвечаю, с таким же выездом нижней челюсти.
– Муж отпустил?
«Какое твое собачье дело, – думаю, – отпустил меня муж или не отпустил». Не люблю говорящих таксистов.
– Смелая женщина… – дед зыркнул на мои голые ноги: – Русская?
– Да. – Я прикрылась платком.
– У меня сноха тоже русская.
– Посмотри на него, – дед кивнул на заднее сиденье. Там сидел мальчик, толстый смуглый арабчонок. – Наполовину русский. Похож?
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.