У юнги тоже сердце моряка - [19]
И, не дожидаясь ответа, он пополз, петляя среди каменных глыб.
- Назад, юнга! - крикнул Куницын.
Виктор обернулся и громко сказал:
- Товарищ старший лейтенант, у юнги тоже сердце моряка… и он исчез из виду, словно растворился среди камней. Куницын с тревогой посмотрел в ту сторону, поднёс к глазам бинокль. Вот оно что - вражеский пулемётчик из дзота стреляет куда-то вправо. «Неужели фашист заметил юнгу?»-с тревогой подумал командир. А вот и Виктор… От него до дзота шагов двадцать.
Да, пулемётчик стреляет по Виктору, но пули пролетают мимо. Молодец юнга - выбрался из зоны обстрела! Вот он приподнялся и метнул гранату. Взрыв!
Куницын вскочил и крикнул:
- В атаку! Полундра!
Он увидел, как Виктор опять поднялся, бросил вторую гранату, как к нему подбежал Нечепура. Потом он потерял их из виду. Пулемёт замолчал. Моряки преодолели проволочное заграждение и бросились к домам, в которых засели автоматчики.
Виктор вырвался вперёд, повернулся, призывно взмахнул рукой и вдруг упал навзничь.
Нечепура наклонился над ним. Спросил с тревогой:
- Зацепило, юнга? Говорил тебе - не лезь вперёд батьки… Санинструктор, сюда, скорее перевяжи юнгу! Я, Виктор, скоро вернусь. С фашистами покончим, и я вернусь. Посёлок, считай, наш.
Но Виктор уже ничего не слышал…
Бой закончился к вечеру. Моряки заняли посёлок совхоза «Мысхако» и одну сопку Колдуна.
После боя Куницын и Вершинин разыскали Виктора. Юнга лежал на спине, правая рука была прижата к груди.
Вершинин опустился на колени и тихо произнёс:
- Прощай, Витёк…
И, взяв его на руки, пошёл к берегу моря, где была вырыта братская могила.
Командир нёс автомат и бескозырку.
Юнга Чаленко и главстаршина Воронин были погребены рядом под прощальный салют моряков. …Замполит вернулся в посёлок. Вот он в полуразрушенном доме, откуда ушёл сегодня в бой юнга. Он взял полевую сумку Виктора, вынул документы. Их было немного: краснофлотская книжка и комсомольский билет. Вынул он и серенький самодельный блокнот. Вспомнил, что накануне десанта юнга сшивал суровой ниткой тетрадочные листы. А в ночь высадки десанта сидел за столиком в кают-компании и что-то писал.
Замполит придвинул коптилку и развернул блокнот. На первой странице крупными буквами было написано:
«Если погибну в борьбе за рабочее дело, прошу политрука Вершинина и старшего лейтенанта Куницына зайти ко мне домой в город Ейск и рассказать моей матери, что сын её погиб за освобождение Родины. Прошу мой комсомольский билет, орден, этот блокнот и бескозырку передать ей. Пусть хранит и вспоминает своего сына - матроса. Город Ейск, Ивановская, 35, Чаленко Таисии Ефимовне. Чаленко Виктор».
На другой странице написано только два слова: «Луна. Ночь». И ещё одна запись:
«Самые мои лучшие друзья на всю жизнь - моряки. Замполит Александр Степанович мне как отец».
На обложке блокнота написано: «Орден Красной Звезды - 24925932».
Вошёл командир. Замполит молча протянул ему блокнот. командир прочёл и сказал:
- Да, непременно навестим его мать. Бескозырка у меня. Всё сохраним. Какой человек из него вырос бы…
Не довелось Куницыну и Вершинину побывать у матери Виктора. В апрельских боях оба были убиты. Погиб и Нечепура. Мало моряков, знавших Виктора, осталось в роте.
И всё же, когда освободили Ейск, два матроса принесли матери блокнот и бескозырку. Матросы не назвали своих фамилий, а Таисия Ефимовна была в таком горе, что забыла спросить, кто они такие.
…В её комнате висит портрет Виктора. У мальчика хорошее открытое лицо, весело и смело смотрят на мир его ясные глаза, из-под шапки-кубанки выбился непокорный чуб. Таким он был в первые дни войны, когда ему минуло тринадцать лет.
Есть в Ейске школа имени Виктора Чаленко. Есть пионерские отряды, носящие его имя. И живёт юнга в сердцах таких же смелых и честных ребят, каким был он сам.
…А в бригаде сложили песню, и бывшие малоземельцы поют её до сих пор:
НИНЧИК
Как-то, почти тридцать лет спустя после боёв на «Малой земле», в детскую больницу Новороссийска привезли мальчика, раненного в ногу. Оказалось, ребята нашли в совхозе «Малая земля» заржавленную гранату, взорвали её, и парнишку ранило осколком. Все остальные были невредимы.
Медицинская сестра Нина Онуфриевна Бондарева, пожилая женщина с добрым лицом, пожурила мальчишку:
- Ну чего ради вы взорвали гранату? Хорошо ещё, что всё так обошлось. Но ведь тебе больно? А будет ещё больнее! придётся делать разрез, извлекать осколок.
Будешь плакать…
- Не буду я плакать, - прервал её мальчишка. - Это вы, женщины, плачете. Вот вы, наверное, никогда и не слыхали, как рвутся гранаты.
Сестра усмехнулась:
- Где уж мне. Пожалуй, испугаюсь, если услышу.
- Ясно, испугаетесь.
Не знал парнишка, что она - инвалид Отечественной войны, была ранена в голову; врачам так и не удалось извлечь осколок фашистского снаряда. Да и не многие Знали, что медсестра Бондарева, которую все любили за доброту и чуткость, доблестно воевала на «Малой земле». …Весной 1943 года ей исполнилось восемнадцать лет. Это была худенькая невысокая девушка с ясными глазами и длинной пушистой косой - с виду ещё подросток.
