У всякой драмы свой финал - [14]

— А ты сегодня неплохо выглядишь, — Думилёва сразу перешла на «ты» и произнесла эти слова так уверенно и твердо, как будто она тысячу лет уже знала Ольгу и точно знала, как та выглядела вчера, позавчера и еще раньше, хотя видела жену Глеба впервые.

Ольга поймала улыбку у Думилёвой где-то между бровями и поблагодарила за этот странный комплимент:

— Спасибо, — сказала и не замедлила парировать. — И ты сегодня хорошо выглядишь в этом костюме! — она вернула ей ее же обращение, на что все спутники Евы обратили внимание, но явно не придали этому никакого значения. А Глеб порадовался за жену. Между тем, Думилёва снова решительно подтвердила, словно ей и правда было известно об Ольге очень многое:

— Да, да, в тебе сегодня есть шарм! — и опять все прозвучало так, словно Думилёва знала, что вчера, позавчера или много дней назад этого шарма в Ольге не было.

— Благодарю, — снова ответила Ольга. — И ты сегодня на высоте.

Думилёва взяла ее под руку, и отвела в сторону, ни с того ни с сего признаваясь:

— Нет, нет, сегодня я в плохой форме. Видела бы ты меня раньше, когда мне было столько же, сколько тебе теперь. Вот тогда я была огонь-баба! Мужики, как тараканы, бегали вокруг меня!

Ольга дипломатично удивилась:

— Разве тебе сейчас намного больше лет?

Думилёва в ответ заставила пробежать улыбку по всем уголкам своего лица, заметив вслух:

— Ты умная девочка! Я это сразу поняла. Только не растрачивай попусту свои комплименты! Я далеко не дура! Люблю прямоту и не люблю, когда мне врут!

Но Ольга снова слукавила:

— Не обижайся, у каждого есть недостатки, их непросто изжить.

Думилёва усмехнулась, улыбка застыла у нее в левом глазу, и вдруг предложила, оглянувшись на Глеба:

— А давайте с вами дружить. Люблю умных людей. Терпеть не могу дураков. А посему отбросим всякие церемонии! Вот он, — показала на Ватюшкова, — просто Андрей. В детстве Андрюха! А он, — кивнула в сторону Дорчакова, — просто Антон. В детстве Антошка! А я — Евгения. В детстве Жека! Ну а Еву вы все знаете, она и при Адаме была Евой. Глеб, я думаю, и в детстве был Глебом! И Ольга всегда была Ольгой! Как вам мое предложение? У кого-нибудь из присутствующих есть возражения? — обвела всех глазами, никто не возразил. — Нету! Очень хорошо! Значит так и постановим!

Ольга не ожидала такого предложения и потому немного растерялась. Глеб усмехнулся про себя, интересно, что будет дальше, что еще выкинут друзья Нарлинской. Евгения отступила от Ольги, быстрым взглядом осмотрела зал и потом сказала Глебу, словно поняла его мысли:

— Да ты не беспокойся, Глеб, я не такая страшная, какой кажусь на первый взгляд!

Ева подхватила Корозова под локоть, приговаривая:

— Мне нравится этот ресторан. Поэтическое название. Как белый лебедь на пруду! — ее маленькие уши, слегка прикрытые волосами, порозовели, как будто она застыдилась своего сравнения. Прыснула мелодичным приятным смехом. И словно оправдываясь, заметила. — Теперь так мало романтиков. У всех на уме деньги, деньги, деньги. Какая-то денежная вакханалия, — сморщила лицо.

Глеб развел руками, выдохнул:

— Все течет, все меняется. К сожалению, без денег нынче не проживешь.

— Увы, к великому сожалению ты прав, Глеб! — она чуть отступила, при этом за локоть Корозова держалась крепко, ни на секунду не выпускала из своих пальцев, признаваясь. — И я тоже грешна в этом, безмерно люблю деньги.

Неожиданно Глеб сменил тему разговора, отчего она несколько замешкалась, когда услыхала вопрос:

— Не появлялся возле тебя тот парень с цветами? Не передала ты ему мою визитку? Ей не хотелось возвращаться к этой теме, но она чувствовала, что это было главной причиной, почему Корозов пригласил ее в ресторан. И Нарлинскую злило, что резон был не в ней, что она оказалась здесь обыкновенной наживкой. Потому постаралась увести разговор в сторону:

— Нет, я больше не видела его! — сказала с раздражением. — И не вспоминала о нем. У меня появилось столько новых почитателей, что голова кругом идет, просто ужас какой-то. Зрительская любовь иногда так утомляет. Ведь они видят меня не такую, какая я на самом деле, а такую, какая я на сцене. И приходится постоянно соответствовать сценическому образу, а это не всегда приятно и не всегда хочется делать. Вот и ты смотришь на меня, как на актрису Нарлинскую, а не как просто на Еву. Только мои друзья знают меня настоящую и любят меня за это, и я благодарна им. Я так устала, Глеб, так устала.

Корозов уловил в ее словах лукавство: какой женщине не нравится, когда ее превозносят, и тем более, когда ее носят на руках? А Нарлинская как будто устала от успеха. Глупость, все это глупость. Она еще так молода. Ей еще не может не нравиться купаться в лучах известности, хоть и местного разлива, но все-таки популярности.

— Иногда мне кажется, что молодость — это мой огромный изъян! — томным голосом сказала она.

И Глеб улыбнулся, молодым часто так кажется, и только повзрослев, они начинают понимать, что это было не изъяном, а даром божьим.

Ева, вдруг сильно потянув за собой Корозова к сдвинутым столам, накрытым белыми скатертями, к которым Ольга уже подводила Думилёву и Дорчакова, что-то говорила им, слегка жестикулируя. Ватюшков плелся сзади, время от времени косясь на Еву с Корозовым.