У ворот Северина - [135]

40

На рассвете в казарму явились вчерашние немецкие офицеры — подполковник и капитан. Полковника Предойю еще не было, и Ганя распорядился, чтобы за ним послали пролетку.

Через полчаса небритый, невыспавшийся полковник Предойю торопливо поднимался по ступенькам административного корпуса.

— Guten Morgen![32] — процедил Обст, надменно вздернув подбородок. — Мы пришли для наш разгофор…

— Вам удалось связаться с вашим командованием? — тоже довольно сухо спросил Предойю, вешая фуражку на гвоздь.

— Приказ идти ф Тимишоара! — ответил Обст. — Оружие не сдафать…

— Приказ действует в ваших войсках, в нашей армии он силы не имеет. Я подчиняюсь своим командирам.

— Выпольнять быстро! — продолжал, будто не слыша его, Обст, подыскивая нужное слово. — Мольния! — Обст для наглядности резанул ладонью воздух.

Предойю и Ганя переглянулись. Немцы вели себя откровенно вызывающе.

Наступило тягостное молчание. Подполковник Обст раздраженно поглядел на свои золотые часы, водрузил на голову фуражку и важно изрек:

— Мы ушель. Следуем ф Тимишоара…

— Да что мы с ними церемонимся?! — взорвался Ганя. — Все готово, люди ждут. И долго еще ждать, черт побери?

Немецкий капитан насторожился, тревожно поглядел на Ганю, потом на Предойю и потянулся к кобуре, но Ганя опередил его, одним броском подскочил к немцу и вывернул ему руку. Немец вскрикнул и присел от боли. Предойю, выхватив пистолет, направил его на подполковника. Ганя тем временем деловито связал капитану руки за спиной. Прибежавшие на шум солдаты отвели немцев в помещение лазарета, превращенного в арестантскую.

А в это время в долине у шоссе, которое вело через рощу к Шимиану, остальные немецкие офицеры дожидались возвращения своего командира и, вяло переговариваясь, нетерпеливо поглядывали на часы. Солдаты возились около машин, курили, слушали радио. Все готово: оружие прочищено, смазано, расчехленные орудия — на боевых позициях вдоль берега Дуная. Позиции выбраны с таким расчетом, чтобы с них простреливалась окраина города.

А за городской чертой, там, где начинались бахчи и огороды, и дальше, в сторону спиртового завода, занял оборону взвод сержанта Комэнича. Двое его солдат, сопровождавших немцев в румынскую комендатуру, вернувшись, рассказали про арест командира немецкой колонны. Сержант Комэнич задумался: положение становилось серьезным. Немцы, без сомнения, постараются вызволить командира, так что столкновение неизбежно. Да и не будут же они вечно торчать на шоссе! Пойдут на прорыв, это ясно. Не дожидаясь ничьих указаний, Комэнич обошел посты, расставил часовых, разъяснил обстановку и приказал держать ухо востро.

Немцы смекнули, что с командиром неладно. Старший среди них по званию, майор Страссер, с черно-красной ленточкой Железного креста в петлице, нервно дымя сигаретой, думал, что командование колонной ему, видимо, придется взять на себя. Что же предпринять, что? Он не отвечал на вопросы, отказался от горячего кофе и напряженно думал. Потом решительно встал и приказал через десять минут собрать офицерский состав у опушки рощи.

Полковник Предойю, руководивший подготовкой к вероятному вооруженному столкновению с немцами, отдавал командирам подразделений по телефону последние распоряжения.

Вдруг со стороны рощи гулко ухнуло. Потом еще и еще. Откуда-то из-за огородов затрещал пулемет. Предойю поспешно вышел в коридор, отправил дневального за дежурным офицером и спустился во двор, где на него налетел, запыхавшись от бега, солдат Кирикэ.

— Господин полковник! Немцы открыли огонь. Господин сержант Комэнич просит подкрепления, не то они нас одолеют… Они уже строятся на опушке в цепи для атаки. Машины откатили, а орудия и пулеметы выдвинули вперед…

Со стороны реки Тополницы громом пророкотал новый орудийный выстрел. Дрогнули стены, задребезжали в окнах стекла. Предойю кинулся было за угол здания поглядеть, что там, но, спохватившись, поспешно вернулся к себе и крикнул дневальному:

— Младшего лейтенанта Ганю ко мне! Срочно! Тревога!

Заливисто протрубил полковой горн. Солдаты, стуча башмаками, ругаясь и толкаясь, скатывались по лестнице и строились на плацу.

— Живей, живей! — подгонял их старший сержант Галушка, щелкая хлыстом.

Поспешно выкатывали из сарая орудия, из конюшен вели лошадей.

Солнце поднялось уже высоко, день обещал быть жарким. Младший лейтенант Ганя прошел по рядам, внимательно оглядел солдат и остался доволен.

— Есть у каждого по два комплекта боеприпасов? — строго спросил он.

— Есть! — рявкнул строй.

Ганя отдал рапорт полковнику, и оба подошли к застывшему по стойке «смирно» строю. В нескольких словах Предойю обрисовал положение, определил задачи каждому взводу, призвал быть мужественными и стойкими, а если придется, не пожалеть и жизни за свободу родины. Боеприпасы зря не расходовать.

41

Весть о нападении немцев на Северин мгновенно облетела город. Захлопали ставни — хозяева уцелевших магазинов в панике опускали на витринах жалюзи. Обыватели высыпали на улицу и тревожно обсуждали, куда деваться, где искать спасения от новой напасти. Выли сирены, гудели паровозы, пароходы, звонили колокола. Рабочие судоверфи, железнодорожных мастерских, побросав работу, широким потоком устремились к центру города, на площадь к городской управе. На стенах, заборах, на стеклах витрин, водосточных трубах и афишных тумбах белели листовки коммунистической организации города. Коммунисты призывали граждан к оружию. Люди толпились у листовок, читали их вслух, громко комментировали, подбадривали друг друга.