У водонапорной башни - [57]
А остальным прыгнуть и того проще. Анри и Папильон повисают в воздухе, уцепившись одной рукой за канат, а другую протягивают Юсуфу. Как раз в этом месте стены торчит скоба, за которую Юсуф и держится…
С Клебером дело обстоит сложнее, поскольку ему вверена американская краска. Если ведерко опрокинется, значит, зря рисковали. Значит, были напрасны все их усилия.
— Раскачай-ка посильнее канат, — говорит Клебер Юсуфу. — Я прыгну с ведерком прямо на крышу. Вот увидишь, ни капли не прольется.
— Ты с ума сошел! — почти во весь голос закричал Папильон, который на твердой почве почувствовал себя гораздо увереннее. — Обязательно опрокинешь! Чего проще — передай ведерко, я его приму, а Юсуф ухватит тебя за руку.
Ведерко благополучно перешло к Папильону, но Юсуф все-таки не успел вовремя подать руку Клеберу.
— Не смей прыгать! — кричит он Клеберу испуганным голосом.
Пока канат равнодушным, мерным движением уплывает во тьму и затем, описав круг, спокойно возвращается, Клебер, уцепившись одной рукой за петлю на конце каната, висит над бездной. Но Юсуф его подхватывает и помогает спрыгнуть.
— Я, ребята, кажется, перетрусил, — признается Клебер.
— Ничего не поделаешь, — шепчет Папильон. — Все оказалось куда труднее, чем мы думали.
— Так всегда бывает, — говорит Юсуф, чувствуя потребность оправдаться. — Издали все кажется просто.
— Просто или нет, а мы все-таки молодцы, — провозглашает Папильон. — А вы еще и то учтите, что мне уже сорок пять! Если бы Фернанда могла меня видеть!
— Да вы поосторожнее! Не надо столько говорить, — замечает Анри. — Во время войны…
— Тогда было совсем другое дело! — отвечает Папильон. — А тут просто надпись, подумаешь!.. — он хотел добавить: «Какой в этом риск?» но удержался, поняв, что чуть было не сказал глупость, — очень многое он мог бы возразить самому себе.
— Во время войны я был слишком молод, я ничего не успел сделать. Теперь надо наверстывать, — говорит Юсуф. — А вот такие дела, как сегодня, я люблю, очень люблю. Ну, двинулись. Нам сюда.
— Да уж пора начинать, руки так и чешутся, — шутит Папильон.
Добрались до фронтона, который приходился как раз над входом в туннели базы, где раньше укрывались немецкие подводные лодки. Фронтон был виден из самых отдаленных точек порта. Привычные всплески воды заглушал какой-то зловещий гул, отдававшийся под продолговатыми сводами туннелей.
Развернули моток веревок.
— Это, пожалуй, будет почище шлюзной камеры, — сказал Папильон. — Просто не верится, что добрались.
— Ну, и там тоже было не легко, — возразил Клебер.
— Ведро повесь на руку и этой же рукой ухватись за веревку, — сказал Юсуф.
Трое держали веревку за один конец, а Папильон, оседлав перекладину, с ведром в руке медленно пятился к ребристому краю выступа. Уже чувствуя за своей спиной пустоту, он еще раз повторил Клеберу: — Лишь бы твоя штуковина выдержала, — и стал спускаться, чуть откидываясь назад всем корпусом.
— Потихоньку опускайте, не спешите!
Папильон исчез за выступом. Но по натянувшейся веревке оставшиеся чувствовали его живую тяжесть. Вдруг он что-то крикнул.
— Держите крепче, я подойду к нему, — сказал Клебер.
Анри и Юсуф уперлись плечом в плечо, чтобы придать себе больше устойчивости.
Увидев склонившееся над ним лицо Клебера, Папильон сказал:
— Слушай, веревка-то перетрется о ребро.
— Сейчас все устроим, — ответил Клебер. Товарищам он сказал, чтобы они пока держали веревку вдвоем, без него. Подумав с минуту, Клебер пришел к заключению, что единственный способ — это лечь ничком у края выступа и подсунуть руку под веревку, в том месте, где она соприкасается с бетонным ребром. Затем, по мере того как Папильон выводил буквы одну за другой, Анри и Юсуф подходили к краю крыши, Клебер вставал и они втроем подтягивали Папильона кверху, а он, упираясь ногами в стену, слегка передвигался дальше. Веревку тянули по выступу, чтобы не так тяжело было держать. Когда у Клебера рука совсем онемела, он пустил в ход свою старенькую куртку: скатал ее и подложил под веревку. Теперь они снова держали Папильона втроем, и полураздетый Клебер даже не чувствовал холода.
Однако Анри не мог вынести, что Клебер мерзнет, и через минуту тоже снял куртку.
— Ну-ка, надень. Вспомни, с чего началось у Жильбера.
— Ну что ж, если по очереди, я согласен.
О рождении каждой буквы Папильон докладывал товарищам, чтобы случайно не сделать пропуска. Написав «Амер…», он крикнул: «Подымайте меня!»
— Я уже рук не чувствую, — сказал он, взобравшись на крышу. — Могу вам сообщить, что краска оказалась слишком суха для бетона. Не расходится. А ведь надо мазать экономно, иначе краски не хватит. На дополнительную порцию рассчитывать нельзя — далековато ушли от склада. — И потом добавил, обращаясь к Клеберу: — Ну, брат, изобретение твое проверено, держится прочно.
Папильона сменил Юсуф. Выписав очередную букву, Юсуф, пока его передвигали, спрашивал:
— Теперь «к», что ли? А дальше — «а»?
Слово «Американцы» было почти готово, но Юсуф выбился из сил. Сменив его, Папильон взвесил ведерко на руке и горестно воскликнул:
— Да тут уж на самом донышке осталось!
Папильон благополучно дошел до
Вторая книга романа «Последний удар» продолжает события, которыми заканчивалась предыдущая книга. Докеры поселились в захваченном ими помещении, забаррикадировавшись за толстыми железными дверями, готовые всеми силами защищать свое «завоевание» от нападения охранников или полиции.Между безработными докерами, фермерами, сгоняемыми со своих участков, обитателями домов, на месте которых американцы собираются построить свой аэродром, между всеми честными патриотами и все больше наглеющими захватчиками с каждым днем нарастает и обостряется борьба.
Роман «Последние четверть часа» входит в прозаический цикл Андре Стиля «Поставлен вопрос о счастье». Роман посвящен жизни рабочих большого металлургического завода; в центре внимания автора взаимоотношения рабочих — алжирцев и французов, которые работают на одном заводе, испытывают одни и те же трудности, но живут совершенно обособленно. Шовинизм, старательно разжигавшийся многие годы, пустил настолько глубокие корни, что все попытки рабочих-французов найти взаимопонимание с алжирцами терпят неудачу.
«Париж с нами» — третья книга романа известного французского писателя-коммуниста Андрэ Стиля «Первый удар». В ней развивается тема двух предыдущих книг трилогии — «У водонапорной башни» и «Конец одной пушки», — тема борьбы французского народа против американской оккупации Франции, против подготовки новой войны в Европе.
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.