* * *
После долгих просьб мне около полуночи разрешили пройти к сыну.
В комнате горела только одна свеча. При моем появлении все отошли от постельки.
Мурзик умирал. Сердце еще чуть-чуть билось, но лобик уже похолодел. Когда остыли даже кончики пальцев, я попросила перенести ребенка в мой дом.
* * *
Белая акация у раскрытой могилы и последние комки земли.
«Любовь моя единственная» — написано на мраморной доске у изголовья сына…
Через несколько дней я вновь поехала к сыну.
Тревожное это было время. Убийство Войкова. Поджоги складов в Ленинграде. Опять подняла голову контрреволюция.
Партия, рабочий класс приводили себя в боевую готовность.
— Поглядите вокруг, — говорил мой спутник. — Как нужны сейчас крепкие, закаленные люди! Борьба не кончена…
Да, борьба продолжалась. И этим для каждого коммуниста было сказано все.
