У тихой Серебрянки - [23]

Мария Степановна пошла в Довск разузнать, что за часть остановилась там, какое у нее вооружение, какие машины, в какую форму одеты солдаты и офицеры, что они предпринимают. А я отправился в Хвощ проверить, можно ли полностью доверять ей. Мои хорошие знакомые Серафима и Иван Ковалевы сказали: можно, это честная советская женщина.

Так и стала партизанской связной Мария Степановна Нестеренко. А потом и мужа — Федора Степановича — вовлекла в эту опасную работу.

По рекомендации Сверженской и Серебрянской партийных организаций партизанскими связными стали старая учительница коммунист Феодора Тимофеевна Маркова, беспартийный Онуфрий Федорович Шаройко и его дочери Наталья и Елена, семья Кудрицких — Мария, Иван, их дети, семья Татьяны Федоровны Корниенко, моя и многие другие.

В октябре 1942 года Феодора Маркова выполнила первое задание партизан: организовала встречу бургомистра Бычинского с Диканом, Антоновым и Белых. Бургомистр долго просил партизан учесть то, что никто из населения не казнен, не угнан в Германию.

— Это само собой, — заметил Белых. — Но пойдем дальше. Передайте нам всех полицейских с оружием. Вы останетесь по-прежнему бургомистром и по мере надобности будете снабжать нас продуктами, удостоверениями личности, накладными для провоза продовольствия. Ну и, конечно, мы должны знать все, что намерены предпринимать «новые власти».

Бычинский сначала задумался, но в конце концов согласился работать на партизан. В тот же вечер он выписал документы жене начальника штаба Антонова на ее девичью фамилию и разрешение на право жительства в Серебрянке. Кстати, все члены семьи Антонова стали связными — сама Дарья Кузьминична, сыновья Виталий и Веня, дочь Таня.

Об этой семье и самом Филиппе Антонове нельзя не сказать подробнее. На второй день оккупации в деревне Хотовня, где жили Антоновы, фашисты казнили колхозного бригадира, коммуниста-орденоносца Андрея Клюева вместе с заведующим Домом культуры Данилой Макаренко, затем расстреляли секретаря комсомольской организации Петра Прикотенко и его мать.

Филипп Карпович с истребительным батальоном отступил в другой район, пробыл там несколько дней. Туда должны были прийти руководители будущих партизанских групп. Но они не пришли. Как после выяснилось, одни были убиты во время бомбежки, другие ушли с отступавшими частями Красной Армии.

А фашисты продолжали творить свое черное дело: расстреляли председателей сельских Советов Ивана Дегтярева в Болотне и Анатолия Познякова в Звонце. Значит, нельзя быть в своей деревне ни семье, ни ему, бывшему председателю местного Совета. И Антоновы переезжают в деревню Шмаки Кировского района. Хорошо одно: на руках была справка, что Антонов пробирается из тюремного заключения. А в военном билете он заблаговременно заменил листки, и этим удалось скрыть принадлежность к ВКП(б).

Вскоре Филипп Карпович установил связь с кировским подпольем и стал начальником штаба группы самообороны, которая являлась резервом 537-го партизанского отряда. Командовал им С. И. Свиридов.

Ну а потом Антонов пошел с инициативной группой в Журавичский район. Семья осталась в Шмаках. Дарью Кузьминичну вместе с детьми чуть не схватили каратели в лесу во время блокады. Поймали только меньшенького — Веню, но по дороге ему удалось бежать.

Без теплой одежды, в чем были, когда скрывались от карателей, жену и детей Антонова привели в партизанский лагерь посланные отсюда наши связные. И вот теперь, в осенние холода, Таня в легком платьице жмется к матери, чтобы согреться. Игнат Максимович Дикан отдал девочке свой джемпер.

— Вот вам, Дарья Кузьминична, документы, — передал Дикан бумаги с печатями, написанные бургомистром. — Будете теперь, правда, не Антоновой, а снова Прохоровой, зато законной жительницей Серебрянки.

Виталий, сын Антоновых, вскоре вступил в нашу комсомольскую организацию. Да и вся семья начальника штаба партизанской группы стала для подпольщиков своей, родной.

3

Эх, Серебрянка, Серебрянка! На твоих улицах золотой, а не серебряный народ живет. Цены им нет, твоим людям, трудолюбивым и боевым, терпеливым и настойчивым. Они могут поддержать и наказать, помочь и отказать даже в кружке воды из своей тихой речки Серебрянка. В зависимости от того, что ты за человек.

Единодушие — вот мерило с незапамятных пор, мерило старожилов. Стоило появиться в деревне двоедушному человеку, как люди изгоняли его, словно уничтожали прыщ на здоровом теле. Так было до войны, такой закон остался и в тяжелую годину фашистской оккупации. А они-то, эти прыщи, вдруг повыскакивали наружу — староста Артем Ковалев, полицейский Иван Селедцов. Непонятно, как оказался в полиции считавшийся порядочным человеком Яков Янченко.

Помнится, как только они показали свое поганое нутро, мой дедушка, старый колхозник Степан Кабанов, сказал:

— Вот и еще болячки-прыщи выскочили на свет божий. Остерегайся их, внучек: такие бывают хуже ворога-супостата. Больше, чем немец, знают нас, нутром своим поганым чувствуют: или мы — их, или они — нас.

Он помолчал, прижмуривая выцветшие глаза, будто вглядываясь в что-то далекое.

— Забыли, совсем память отшибло, что Россию-матушку никто не покорил. Запомни мое слово: эти вражьи прихлебатели сами хлебнут горя.