У страха глаза велики - [2]
Пятно на скатерти, возле ножа, было обширнее и значительно темнее, чем те, что на салфетке. Наверное, из-за того что салфетка белая, а скатерть светло-оливковая. Поэтому и пятно на ней не красное, а бордово-коричневое. По форме — вроде как амеба с ложноножками. Или размазанная пятерня… На бордовом едва заметно чернели какие-то крошки. Когда я коснулась пятна пальцами, на них остался слабый красный след. Минуты две я бессмысленно его разглядывала, потом зачем-то понюхала и, подумав, лизнула. Потом лизнула еще раз…
Клубника!
Ну и фантазии у тебя, Маргарита Львовна! Окровавленное лезвие, ну надо же! Убийство в банкетном зале, скажите пожалуйста! А ведь и цвет пятен не особо и кровавый. Кстати, о «крови», не вредно бы руки помыть.
Туалеты у них тут, в «Золотом льве», такие, что сгодились бы в приличный дом в качестве гостиной: фонтанчик в углу, светильники в виде тюльпанов, кожаные диваны размером с кадиллак, пепельницы — и те розового мрамора… Очень элегантно и настраивает на размышления. А что? Японцы вон когда-то считали, что мысли о серьезных вещах лучше всего совмещать как раз с естественными процессами. То есть думать о «горнем» правильнее всего в постели, в чайном домике или… да-да, в «домике отдохновения». Процесс еды, как ни странно, в рекомендациях не упоминается.
Обстановка обстановкой, но не вредно бы и в самом деле понять, что со мной происходит. С какой стати мне кровь привиделась? Как мудро заметил по этому поводу классик, «взрослый человек не заглядывает каждый вечер под кровать в поисках злодея — хотя злодей и может там спрятаться». Ей-богу, что-то с моей головой не так. После десятиминутного размышления я — почти по Джерому — обнаружила у себя одновременно симптомы шизофрении, мании преследования и всякие пустяки вроде невроза навязчивых состояний на фоне врожденно повышенной тревожности. В этот-то печальный момент и появилась Лелька.
— Размышляем? Бросай курить, вставай на лыжи. С тобой Герман Борисович хотел пообщаться.
— И на какой предмет? Рекламную кампанию сочинить?
Лелька в ответ лишь пожала плечами:
— А я почем знаю? Сделай милость, не тяни время, а?
— Что так? Им вдруг приспичило?
Не подумайте плохого — я вовсе не собиралась грубить единственной подруге. Но диван был такой мягкий, вылезать из него так не хотелось…
— Да не им — мне! — огрызнулась Лелька.
— Что, утюг забыла выключить?
— Вот еще! — обиделась Лелька. — Просто подруга у тебя балда, фруктового салатика покушать решила, а он, пакость такая, с клубникой оказался.
— Ну и чего теперь?
— Ну и то… — передразнила меня Лелька. — Сама не видишь? Теперь надо очень presto мотать домой, пока в леопарда не превратилась. Уже чесаться начинает.
Щеки у нее и впрямь заметно порозовели. Для лелькиной аллергии клубника — как нитраты для огорода: все цветет пышным цветом, а в результате никакого удовольствия.
Пришлось действительно presto двигаться на аудиенцию.
Герман Борисович был худощав, моложав и весьма сдержан. Лет в двадцать он, вероятно, поражал чувствительных девочек демонической брюнетистостью. Нынче же, в свои «около сорока», яркие краски, к счастью, подрастерял. Жгучая чернота шевелюры потускнела, подернулась благородной тенью, напоминая отчасти угли под пеплом. Еще не седина, но скоро, скоро… Сумрачно-стальные глаза при улыбке голубели, точно попав под солнечный луч. Выражение лица у Германа Борисовича мне показалось несколько смущенным. Может быть, и впрямь — показалось. Как с давешним ножом.
Или все-таки нет? Я, конечно, журналист неплохой, но все же не до такой степени популярна, чтобы ловить меня для деловой беседы посреди сугубо развлекательного мероприятия. Ведь что преуспевающему бизнесмену в костюмчике от Армани и скромном шелковом галстуке ручной работы может потребоваться от журналиста? Одно из двух: либо его фирма затевает новую рекламную кампанию, либо… либо он сам. То есть собрался успешный бизнес сделать еще более успешным путем подведения под него мощной политической платформы. Например, депутатской. Но рекламными акциями в возглавляемой Германом Борисовичем фирме наверняка кто-то уже занимается, ибо куда ж нынче без отдела маркетинга? Так что, скорее всего, предстоит вариант номер два. Момент для переговоров, конечно, выбран не совсем подходящий, но, может, Герман Борисович из тех, чей девиз — куй железо, не отходя от кассы? Вот приспичило ему прямо сейчас, а тут как раз рояль в кустах, то бишь подходящий журналист под рукой.
Ох, и не люблю я, признаться, политическую халтуру. Но, правда, платят за нее куда лучше, чем за обычную рекламу (которая, в свою очередь, раза в два дороже «простой» журналистики). В общем, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Заказчики — народ утомительный, но именно они нас кормят.
Усаживаясь в кресло, я успела не только прикинуть размер предполагаемого гонорара, но и распределить его — на самые насущные потребности. Как в том анекдоте: «Что вы сделаете, если получите в наследство миллион?» — «Долги раздам». — «А остальные?» — «А остальные подождут». Долгов у меня, к счастью, нет, зато насущных потребностей хоть отбавляй. У Лелькиного сынишки через полтора месяца день рождения. Мне принтер менять надо. Один заезжий гость ухитрился — совершенно непонятным для меня способом — сверзить его со стола, да так удачно… Даже Кешка Глебов из соседнего дома, любимый мой компьютерный гений лет эдак двенадцати-тринадцати от роду, повозился с останками и развел руками — только на запчасти. Кстати же, не грех бы и для Иннокентия какой-нибудь девайс в подарок приобрести. И мои любимые зимние ботинки теперь годятся разве что в музей: уж не знаю, какой гадостью нынче улицы посыпают, но от нее даже толстенная свиная кожа идет трещинами. Н-да…
