У стен великой Намазги - [35]

.

Эта оценка, сделанная на основе весьма ограниченного материала, тем не менее в целом оказалась глубоко правильной. Не подтвердились частности; так, в пору Анау I среди домашних животных лошади еще не было; тягловую силу начали использовать не в Анау I, а скорее всего в Намазга III; дома-массивы также относятся к более позднему времени. Но это все стало ясным лишь в результате разносторонних исследований, развернутых после смерти Б. А. Куфтина; в целом же он верно оценил уровень культуры древних земледельцев Южного Туркменистана.

Б. А. Куфтин обратил внимание и на такое важной обстоятельство, как отсутствие на Намазге «явно выраженной социальной или даже значительной имущественной дифференциации…»^{90}. Но если, по мысли Б. А, Куфтина, «значительной» дифференциации и не было, то она, несомненно, все же существовала, особенно заметно на Алтыне. Сказанное относится к эпохе бронзы, в энеолите же, особенно в раннем, социальная организация, имущественные отношения оставались такими же, как и в джейтунскую эпоху.

Смена в позднем энеолите однокомнатных домов многокомнатными свидетельствует, как уже говорилось, о сложении большесемейной общины, которая состояла из родственных между собой парных семей, ведущих общее хозяйство.

Мы не знаем достаточно определенно, объединялись ли общины Южного Туркменистана в какой-либо племенной союз, или каждое поселение было совершенно автономной единицей. Учитывая и размеры Намазги, и высокий уровень культуры этого поселения (поистине — великая Намазга!), В. М. Массон предполагает, что, возможно, «лица, стоявшие во главе этого многочисленного и сильного коллектива, распространяли свою власть на соседние территории, входившие в состав союза племен с центром на Намазга-депе»^{91}.

Древнеземледельческая культура Южной Туркмении, медленно развивающаяся в V–III тысячелетиях до н. э., на рубеже III–II тысячелетий до н. э. достигла стадии, непосредственно предшествующей раннеклассовому обществу. В эту эпоху на юге Туркменистана начала складываться городская цивилизация древневосточного типа, но процесс этот был прерван в результате какого-то кризиса, о чем мы расскажем в главе, посвященной Алтыну, а сейчас перейдем к идеологии раннеземледельческих племен.

В своей монографии о терракотовых статуэтках В. М. Массон и В. И. Сарианиди так охарактеризовали религиозные воззрения древних земледельцев: «В сфере идеологии это была эпоха общинных земледельческих культов, перераставших в кодифицированную систему религиозных воззрений. Классификация женских статуэток того времени ясно показывает множественность типов женского божества, воплощаемого в терракотовых идольчиках»^{92}.

Это были, во-первых, местные богини-покровительницы тех или иных крупных центров вроде Алтына или Намазги и, во-вторых, женские божества, олицетворяющие определенные явления природы, урожай, плодородие земли и т. п. Понятно, что ни в энеолите, ни в бронзе в Южной Туркмении никакого кодифицированного пантеона богинь и богов еще не существовало; создание такого пантеона связано, как правило, со становлением государства и появлением касты жрецов.

Кстати, богов упомянули мы не случайно: у древних земледельцев кроме женских существовали и мужские божества, роль которых резко возросла к концу эпохи бронзы.

Большая часть найденных археологами женских статуэток имела, видимо, культовое назначение и использовалась в различных церемониях. Некоторые из них, выполненные особенно тщательно, служили скорее всего в качестве домашних идолов.

Религиозные представления древних земледельцев, их обряды, предрассудки, мифология, широко распространенный культ плодородия послужили той основой, на которой сформировались в последующем религии раннеклассового общества, имеющие при всех местных различиях много общих черт. В эпоху сложения первых государств религиозные представления древних земледельцев были канонизированы жрецами и при этом изменены в интересах господствующего класса и царской власти. Однако это, так сказать, социальное редактирование не может скрыть доклассовой, древней основы религиозных систем, восходящих к воззрениям людей эпохи первобытнообщинного строя. Ибо, как отметил Ф. Энгельс в «Людвиге Фейербахе», «раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой»^{93}.

Культовые здания, святилища, известные уже в джейтунскую эпоху, в последующие времена существуют на каждом (или почти каждом) поселении. От жилых помещений святилища отличаются большими размерами, наличием жертвенников и росписей на стенах; возможно, что в святилищах крупных центров стояли и большие статуи богов и богинь, однако пока что это только предположение.

В конце эпохи бронзы, в период сложения раннегородской цивилизации, начинают сооружаться уже настоящие храмы, напоминающие шумерские зиккураты. Такой храм или, точнее, целый храмовой комплекс открыт В. М. Массоном на Алтыне.

Что же касается захоронений, то они производились как в толосах, служивших местом коллективных погребений, так и вне их, нередко под полом. Умерших обычно укладывали в определенном положении (на боку, с подогнутыми ногами, с правой рукой, вытянутой вдоль тела, с ориентированием головы, скажем, на восток или запад) и нередко оставляли около них какие-нибудь предметы, чаще всего украшения, посуду.