У стен недвижного Китая - [4]

Шрифт
Интервал

Немного позже стала ходить и ранее обещанная мною учительница для младшего сына Сократа — шестилетнего Джемшера. Это была моя давняя добрая знакомая, женщина редкой души, оказавшаяся в силу разных причин в очень тяжёлом материальном положении.

Вот так и стал маленький старенький грузинский домик, что недалеко от набережной Дона, центром притяжения для трёх русских людей. Да и не только для трёх. Да и не только русских. Я уже говорил о человеке, которого Сократ назвал своим телохранителем. Но был и ещё один кавказец по имени Коля. Этот был с лицом беспомощного интеллигента, бедно одетый и чем-то подавленный. Впрочем, Кавказ — это ведь такая нездоровая местность, что с людьми там вечно происходят одни лишь недоразумения; он весь в огне, в дыму; и там всё время стреляют. Ну и что же тут удивительного? Ещё один загнанный в угол человек, вот и всё.

Появлялись в этом доме и другие люди. Русские. Об одном из них Сократ опять как бы невзначай обронил: подполковник милиции. О другом: полковник КГБ. О третьем: главный архитектор. О четвёртом: из Министерства.

Через две недели, то есть, в середине октября, случилось вот какое событие: Федя явился ко мне домой и сообщил, что порвал всякие отношения с нашим знатным грузином.

— Почему? — удивился я.

— Не нравится мне всё это. Какие-то люди приходят, уходят, что-то обсуждают. Некоторые выглядят вполне респектабельно, а некоторые — совершенно отвратно. Ведь это же несомненно, что это бандиты! Однозначно тебе заявляю: это преступные, мафиозные элементы!

— Я это охотно допускаю, — ответил я. — Но и что же нам прикажешь делать теперь — бороться с преступностью своими силами?

— Я этого не имел в виду. Я полагаю, что это попросту небезопасно — попадать в такую сферу влияния.

— Они нас никогда не тронут! Мы для них — свои.

— Они-то — да! Но враждующие с ними группировки могут потянуться к этому дому, к людям, которые в него вхожи, к нам лично! Нет, ты как хочешь, а я в такие игры не играю! Такое — однозначно не для меня! Последнее, из-за чего лопнуло моё терпение, был мой вчерашний разговор с Сократом. Этот типус заявил, что посоветовался кое с кем и ему подсказали, что платить он нам должен намного меньше! И вот теперь он назначает нам цену не двести пятьдесят тысяч, а сто восемьдесят!

— Как? — изумился я. — Но ведь мы же договаривались!

— А вот так! Я ему сказал, что за такие деньги работать не согласен. И ушёл.

— А я смогу, — честно признался я. — Останусь работать на грузина и за такие деньги.

* * *

Так оно всё и оказалось на самом деле — Сократ отступился от своих слов, и сообщил мне, что такса резко понижается. Сто восемьдесят тысяч, а не двести пятьдесят тысяч в месяц!

По всем существующим на данный момент расценкам это было очень мало. И это было странно: при таком размашистом образе жизни, при таком разбрасывании денег налево и направо…

А странности вскоре начались ещё и не такие.

Однажды, когда я после каторжно тяжёлой работы в «простой» школе пришёл на свою вторую работу, я вдруг выяснил, что домик, куда я хочу войти, заперт: стучу-стучу, а мне никто не открывает. Как же так? Куда же они все подевались? Ведь договаривались же! А то, может, их там всех поубивали — какие-нибудь старые кавказские счёты, потянулись за ними оттуда — сюда?..

На мой стук неожиданно открылась калитка соседнего двора, и оттуда вышел Сократ.

— Слушай, дорогой! НЕ туда стучишь! Перепутал калитки! Я в том доме больше НЕ живу. Я теперь живу в ЭТОМ доме. Заходи, прошу тебя: пожалуйста, заходи! Извини, дорогой, что задержал.

И мы вошли в тот самый соседний двор, где до недавнего времени кипела какая-то стройка. Во дворе стоял огромный трёхэтажный дом с колоннами, арками, башенками, мраморными лестницами, лоджиями и балконами. По мере того как жизнь становилась всё тяжелее и тяжелее, по мере того как один за другим останавливались заводы и свёртывалось всякое производство, таких домов становилось и в России, и в нашем городе всё больше и больше. Поначалу они поражали воображение — моё и всяких других зрителей-голодранцев, вроде меня, но потом наш взор к ним как-то попривык и даже перестал вовсе воспринимать эти объёмные картинки. Как можно воспринимать то, что к тебе ни малейшего отношения не имеет?

Поднялись по мраморной лестнице и вошли в дом.

Или во дворец.

— Когда же ты успел? — спросил я.

— Как когда? Так ведь ещё в мае начали строить! Вот и построили за пять месяцев.

— Да я-то и раньше видел, что здесь что-то строится, но никак не думал, что это — твоё.

— Моё, моё! Всё здесь — моё!

Я с любопытством посмотрел ему прямо в глаза. Кажется, я вспомнил, где я его встречал прежде это лицо!..

В доме было совершенно пусто; от наших шагов и голосов раздавалось эхо, строительные запахи приятно щекотали обоняние, да ещё слышно было только, как где-то вдали бегают, словно оглашенные, развеселившиеся грузинчики — Сократовы сыновья.

Кажется, я вспомнил!.. Ну и ну! Впрочем, это ещё нуждается в проверке…

Я стоял и с изумлением озирался по сторонам. Хозяин вывел меня из состояния ошалелости вопросом:

— Как ты думаешь, где бы здесь можно было устроить для моих сорванцов классную комнату?


Еще от автора Владимир Юрьевич Полуботко
Железные люди

Это роман-притча, в котором рассказывается о единственной в своём роде катастрофе советской атомной подводной лодки. Ситуация, в которую попали те подводники, означала, что спастись совершенно невозможно — никто и никогда в мире — ни до этого случая, ни после него — из такого положения живым не выходил. А они свершили чудо и почти все вышли… Не сомневаюсь, что и Россия спасётся точно так же.


Двенадцатая нимфа

Это фантастический роман, похожий на сказку. Действие происходит не на нашей планете, а на совершенно другой, которая напоминает нашу.Меня упрекали в том, что я в иносказательной форме заклеймил позором в своём романе Японию. Конечно, это не так: я, конечно, считаю Японию одним из нескольких источников Зла на Земле, но специально писать о ней целую книгу я бы никогда не стал.Это романтическая сказка о борьбе Добра со Злом, а какие-то сходства в ней если с чем-то и есть, то ведь не только с Японией…


Латинист и его женщины

Немецкий писатель Генрих Манн умер в тот самый день, когда я родился — 12-го марта 1950-го года. У него есть прекрасный и весёлый роман о преподавателе латыни и древнегреческого — роман написан, как я понимаю, в знак протеста против рассказа Чехова «Человек в футляре». Я присоединяюсь к его протесту и пишу историю о Латинисте, который совсем не похож на чеховскую карикатуру…


Сказки, истории, очерки и фельетоны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Речка за моим окном

РЕЧКА ЗА МОИМ ОКНОМ. Пьеса Пьеса с фантастическим сюжетом, в жанре, который бы я назвал так: трагифарс. Хотя кто-то мог бы и возразить, что это комедия — спорить не буду. Главное действующее лицо пьесы — это я сам. Мне примерно около 35 лет, я живу в погибающем Советском Союзе, пытаюсь осмыслить русскую историю, а пока я это делаю, со мною или вокруг меня происходят удивительные истории…


Гауптвахта

Эта история, написанная в эпоху Перестройки, странным образом пришлась не по душе нашим литературным перестройщикам. Они все дружно, в один голос заклеймили меня и мою повесть позором.Причём основания для такого, как говорил кот Бегемот, резкого отношения были все как на подбор одно удивительнее другого. Например: городская тюрьма не могла находиться на улице имени Фёдора Михайловича Достоевского, точно так же, как и гарнизонная гауптвахта не могла располагаться на улице имени Чернышевского. Поскольку таких глубокомысленных и многозначительных совпадений в реальной жизни быть не может, то, стало быть, сюжет грешит условностью и схематизмом.


Рекомендуем почитать
В зеркалах воспоминаний

«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.


Избранное

В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.


Железный потолок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.