У самого синего моря - [8]
Там меня успокоили.
— Не может быть, чтобы мальчик упал в море. Его бы заметили. Но вы не волнуйтесь! У нас и водолазы есть. Дно сейчас осмотрим, проверим…
Побежал я в детскую комнату милиции. Там уже знали о случившемся. Дежурный быстро записал Мишкины приметы. На теплоход послали радиограмму.
— Послушайте, идите-ка домой да отдохните, — сказал мне дежурный. — На вас лица нет, а мальчика мы отыщем!
Вернулись мы домой, присели на скамью под вишней. Рита, Павлик и Томка молчат. Они сидят здесь, рядом, а моего Мишки нет с нами… Где он? Что с ним случилось?
В синем небе по-прежнему звенят птицы, а у нас во дворе тихо, потому что некому теперь петь веселые песни…
Совсем грустно мне стало. Вскочил я со скамейки и принялся ходить по двору — от калитки к дому и обратно…
Томка и Павлик убежали на улицу. А Рита все ходит за мной и тихо спрашивает:
— Дядя Володя, может, я вишен вам нарву?
Но вот во двор влетели Павлик и Томка.
— Тетенька несет телеграмму! Она уже за углом, — радостно кричали они.
Я бросился на улицу. Девушка еще издали помахала мне синим листком телеграммы.
Черные буквы на узкой белой ленте прыгали и смеялись вместе со мной.
ПОЛНЫЙ ПОРЯДОК. МИШУТКА С НАМИ. ВЕРНЕМСЯ ПОСЛЕЗАВТРА. КРЕПКО ЦЕЛУЕМ. ВИКТОР. МИША.
Когда я снова увидел Мишку, мне показалось, будто мы были с ним в разлуке целую вечность.
Мишка первым делом открыл жестяную коробку и высыпал передо мной все свои сокровища.
— Вот посмотри, папка, вот удивись! — осторожно протянул он мне засушенную стрекозу.
Кроме стрекозы, в коробке лежали маленькие круглые камешки, собранные в Сочи, семена, добытые из кипарисовой шишки, белые лепестки магнолий, крошечная электрическая лампочка, подаренная Мишке радистом с теплохода, и много других ценных вещиц.
А Виктор тем временем рассказывал:
— Понимаешь? Прибегает ко мне радист. Сует твою телеграмму. Я сразу догадался, в чем дело, и говорю ему: «Ну, Паша, поднимай все вверх дном, а мальчишку найди!»
Он под козырек.
— Есть, говорит, перевернуть все вверх дном!
И начал «переворачивать».
Пять раз объявление давал — не видал ли кто мальчика в синей матроске и белой бескозырке с надписью «Герой».
Потом зашел в кубрик, показал телеграмму ребятам. Те стали искать. Все-все осмотрели — не нашли. И вдруг — здравствуйте, пожалуйста! Какой-то белобрысый мальчуган тащит твоего Мишку из библиотеки.
А он идти не хочет. Упирается, плачет!
— Ну, вот еще… — обиделся Мишка. — Я вовсе не плакал. Это я так просто, чтобы он меня отпустил.
Виктор взъерошил и без того растрепанные Мишкины волосы и продолжал:
— Оказывается, он под столом в библиотеке спрятался. Это чтобы матросом остаться, понимаешь?
Я засмеялся, схватил Мишку на руки и крепко прижал к себе.
Он исподлобья глянул на меня светло-карими глазами и сказал:
— Смотри, папка, ты мне еще стрекозу сломаешь!
7
Есть у нас с Мишкой одно любимое местечко, куда мы приходим только вдвоем.
Там, где кончается парк и начинается море, где крутой обрывистый берег обступают старые-престарые липы с корявыми потрескавшимися стволами, нашли мы однажды небольшую зеленую скамью.
Пожалуй, сразу и не скажешь, почему так полюбилась нам эта скамья.
Может быть, потому, что ее трудно заметить среди пышных кустов желтой акации, сирени и жасмина. А скорее всего потому, что стоит она у самого синего моря и отсюда открывается безбрежный простор.
Море совсем близко. Оно лежит внизу, под обрывом, и приветствует нас шумом прибоя.
Синими волнами подкатывается оно к нам поближе, с грохотом разбивает их о скалистый берег и обдает нас брызгами соленой воды.
Как-то раз под вечер, подошел ко мне Мишка и сказал:
— Пойдем, папка, посидим у самого синего моря?
— Ну что ж, пойдем, — согласился я.
Когда проходили мимо школы, Мишка остановился у витых железных ворот и вот уже в который раз удивленно спросил:
— А правда, папка, что вы с мамой учились в этой самой школе?
— Ну, конечно, правда.
Мишка долго стоял возле школы, заглядывал в сад, и я, ожидая, пока он насмотрится, присел на теплые серые камни школьной ограды.
Он тут же вскарабкался ко мне на колени, обнял за шею, заглянул в глаза и попросил:
— Расскажи что-нибудь про маму…
Я прижал его к себе:
— А ты что, соскучился?
— Ой, папка, соскучился…
— А что ж рассказывать… Она ведь все равно забыла нас и ничего не пишет, — сказал я.
— Напишет, папка! Обязательно напишет, — горячо заступился за Лену Мишка и, подумав немного, добавил: — А ты все равно расскажи, пусть даже и не напишет…
Я посмотрел на Мишку и улыбнулся: такие же как у Лены, карие глаза, смешной курносый нос, такие же русые растрепанные волосы. И как я люблю их обоих!
— Смотри, папка, — встрепенулся вдруг Мишка, — вон та тетенька идет, что на почте работает.
Девушка тоже заметила нас и приветливо махнула рукой.
— A-а… люди, ждущие письма от Лены, здравствуйте! Бегите на почту. Там кое-что есть для вас.
— Да неужели правда? — обрадовались мы и побежали на почту.
— Ну вот! Я же говорил, что мама нас помнит! — ликовал Мишка.
На почте были два письма и посылка. Письма от Лены и посылка — тоже.
Дома Мишка терпеливо ждал, пока я распечатывал и читал письма.
Одно было написано для меня, другое — для Мишки. Он долго разглядывал крупные печатные буквы и все просил, чтобы я читал ему снова и снова.
