У самого Черного моря. Книга II - [46]

За слоем облачности Стариков обнаружил еще четыре «юнкерса», прикрываемых «мессершмиттами». Стариков, самолет которого с хвоста надежно прикрывал гвардии младший лейтенант Кучурин, пошел в атаку и сбил одного из «мессершмиттов». В это время вторая пара нашей четверки расстроила действия немецких бомбардировщиков.

В тот же день через несколько часов Стариков снова во главе четверки истребителей вылетел навстречу группе немецких самолетов в составе десяти бомбардировщиков и шести истребителей. Несмотря на превосходящие силы немцев, он вступил с ними в бой и сам сбил один «мессершмитт». А в это время два немецких самолета атаковали его машину. На помощь командиру пришел гвардии старший лейтенант Щербаков. Ему удалось отсечь атаку немцев и сбить одного из них. Стариков расстрелял еще один «юнкерс».

Ожесточенные воздушные бои вели денисовцы и на следующий день — 7 ноября.

В те дни родилась у десантников крылатая песня:

Туманы и тучи на запад поплыли,

Над Крымом орудий немолкнущий гром,

Последними мы из Керчи уходили,

И первые к ней мы с победой придем…

Пели ее и мы, летчики. Когда я ее вспоминаю, мне почему-то всегда представляется 10 февраля 1944 года. Страшный, огненный день, которому по праву история дарует бессмертие.

Горячий денек

— Сегодня, братцы, придется поработать «сверхурочно»…

Произнося эту фразу, я не предполагал, насколько окажусь в данном случае пророком. Если бы существовали потусторонние силы, можно было предположить, что иные слова и фразы накликают беду. Но поскольку потусторонних сил не существует, приходится объяснять все просто стечением обстоятельств, на которые столь щедра фронтовая обстановка.

— Пойдете в таком составе: первая пара — Гриб, Бондаренко, вторая — Кологривов, Феоктистов, третья — Тарасов, Румянцев, четвертая — Белозеров, Иванов. Первое слово — за Белозеровым и Ивановым. Задача — разведать аэродромы и порты Керченского полуострова. Вылет в шесть тридцать пять…

К вечеру Белозеров докладывал:

— На аэродроме Багерово — 10 «Ме-109». На втором — самолетов нет. Видимо, во Владикавказе базируются «хейнкели». Несколько раз засекали их группы. Порты забиты техникой и войсками…

Страшные слухи доходили об этом аэродроме. Вернее, не об аэродроме, а о том, что его окружало. Когда позднее, после освобождения, поэт И. Сельвинский увидел ров у поселка Багерово — километр в длину, четыре метра в ширину, глубиной в два метра — ров, набитый трупами стариков, женщин и детей, он написал:

«Да! Об этом нельзя словами.

Огнем! Только огнем!..»

Вот одно из многочисленных свидетельств, о которых нам позднее стало известно. Это — рассказ Анатолия Бондаренко, одного из жителей Керчи.

«Когда нас подвели к противотанковому рву и выстроили возле этой ужасной могилы, мы еще думали, что нас привезли сюда, чтобы засыпать этот ров землей или копать новые окопы. И только когда уже раздались выстрелы из наведенных на нас автоматов, я понял, что нас расстреливают. Кинулся в яму, притаился между двумя трупами и так в полуобморочном состоянии пролежал до вечера. Лежа в яме, я слышал, как некоторые раненые кричали жандармам, добивающим их: „Добей меня, мерзавец! Не попал, негодяй, еще бей!“ Когда убийцы уехали, кто-то крикнул из ямы: „Поднимайтесь, кто живой“. И мы вдвоем начали растаскивать трупы и вытаскивать живых. Я был весь в крови. Над рвом стоял легкий туман и пар от остывшей теплой груды тел, крови, последнего дыхания умирающих. Мы вытащили и моего отца, но он оказался убитым наповал разрывной пулей в сердце. Поздно ночью мы добрались к своим знакомым в поселке Багерово, и там я дождался прихода Красной Армии».

Как-то мне случайно попалась в руки книжка мичмана Черноморского флота Николая Ивановича Александрова «Друзья-товарищи». Александров дрался за Севастополь до последних минут обороны, оглушенный взрывом, попал в плен и оказался в лагере Багерово.

«Мы сидели окоченевшие, — рассказывает он, — и думали, доживем ли до утра. И вдруг со всех сторон залаяли зенитки, все услышали приближающийся гул авиационных моторов. И вот уже грохочут бомбы на аэродроме. Мы прильнули к щелям. От лучей прожекторов, выстрелов зениток, взрывов бомб было светло, как днем.

Наши! Наши бомбят! Забыв про холод, не думая о том, что бомбы могут попасть и в сарай, мы радовались, как дети. Крепче бейте, наши славные соколы!..

Советские самолеты после этого стали наведываться часто. Они отлично знали свое дело: бомбы падали только на аэродром. Ни одна не разорвалась на территории лагеря…»

Значит, мы несли не только смерть, но и радость… Вот и в этот раз мы шли на Багерово. Наутро началось то, что мы позднее окрестили как «горячий денек».

Я на всю жизнь запомнил эту дату — 10 февраля 1944 года. Да и не только запомнил. Мне хочется привести здесь, ничего не изменяя и не добавляя, выдержки из моего рабочего фронтового дневника:

«Группа из восьми Як-9 во главе с Кологривовым прикрывает наземные войска. Ведет бой с восемнадцатью „Ме-109“ и десятью „ФВ-190“. Сбит один „Ме-109“ и один „ФВ-190“. У Кологривова снаряд пробил правую плоскость, разрушил рули поворота и водяную систему. Кологривов с задания не вернулся. Иванов совершил посадку на фюзеляж.