У самого Черного моря. Книга I - [57]

И вот вся эта огненная мощь обрушилась на Севастополь, чтобы раздавить, смять его последних защитников.

А город стоял…

«Ильюшины» развернулись к берегу чуть дальше Балаклавы. Теперь им не нужно было искать цель. Она открыта. Штурмовики сбросили бомбы на артиллерийские батареи и начали их обстреливать. Появились десять Me-109. Мы связали их боем и не допустили к штурмовикам. Один все же оторвался от общей свалки, попытался атаковать Ил-2, но его вовремя заметил Алексеев и сбил. Второго Me-109 сбил я. И еще один горящий гитлеровец упал в горы, а кто поджег его, не заметили. Остальные «мессершмитты» вышли из боя.

На обратном маршруте мы снова наблюдали артиллерийскую канонаду и непрерывную бомбежку наших позиций, укреплений, портов и города. И никакого переднего края и самого Севастополя не было уже видно. Все скрылось в густой белесо-желтой пыли и в дыму.

Несколько часов вокруг гудело, выло и грохотало. Отразить массированные, волна за волной, налеты авиации на Севастополь не было никакой возможности — не хватало ни истребителей, ни зенитных орудий. Потом огонь ослаб, и немцы двинули в наступление танки и пехоту.

Таких боев еще не видывала история.

Яростно, молча дрались люди за каждый дом, камень, улицу.

И снова — «зет». Прикрывая посадку «илов», «якам» пришлось отгонять от Херсонесского маяка «мессеров». «Зет» снова, как и в первый раз, свалился с большой высоты и сбил И-16 на выравнивании при посадке. После атаки удрал под надежной охраной.

Вечером мы говорили, главным образом, о третьем штурме, о тактике летчиков эскадрильи в воздушных боях с во много раз численно превосходящим противником, об организации взлета и посадки при усилившейся артиллерийской и авиационной бомбардировке аэродрома. Разговор о «зет» шел особый. Летчиков интересовал не сам факт его появления, а его прием.

— Говорят, клин клином вышибают, — задумчиво протянул Константин Алексеев.

Это было как приглашение к разговору. Но его не продолжили — все уставились на Костю: начал, мол, так договаривай.

— Я его своим старым способом подловлю…

Но подловить «зета» Алексееву не удалось. Во второй день его сбили. В паре с Катровым он вел затяжной бой с шестеркой «мессершмиттов», пытавшейся прорваться к нашим штурмовикам. Тут главное было не сбивать, а сковывать инициативу противника. А Катров не выдержал — погнался за оказавшимся впереди него «мессером». Немцы этого только и ждали. Пара Me-109 устремилась в атаку на Костю. Алексеев попытался их отсечь, но его зажали с разных сторон две других машины и подожгли. Это спасло Катрова, а Костя Алексеев с обожженной и раненой ногой лежал теперь в лазарете 35-й батареи и дожидался вместе с другими ранеными эвакуации.

— Жаль, глупо получилось, — горевал Алексеев. — В эскадрилье так мало осталось летчиков — и на тебе.

— Глядишь, еще бы нескольких сшибли, — сочувственно сказала медсестра.

За год войны вряд ли у какого истребителя был такой счет, как у Алексеева. Сбил он к тому времени одиннадцать вражеских самолетов лично и шесть в паре с другими летчиками. В черноморской авиации он был первым.

Мне проклятый «зет» тоже не давался.

Ермаченков мне сочувствовал:

— Сегодня не догнал, завтра догонишь. Заберись еще выше, тысяч на пять. И увидишь его раньше, чем он тебя. Может это сам фон Рихтгофен балуется. Понял? А теперь отойдем, потолковать надо.

— Что ты скажешь, Авдеев, если я подброшу тебе с Кавказа стреляных ребят?

— Скажу, Василий Васильевич, что никакого пополнения присылать не нужно. Напрасные жертвы. Целой эскадрильи вместе с командованием хватило всего на два дня.

— Если я тебя правильно понял, ты предлагаешь воевать остатками до последнего самолета.

— Не знаю, товарищ генерал, вам виднее.

— М-да, — Ермаченков потер кулаком свой подбородок. — Задачу ты мне задал. Но без истребительной авиации… Нет. Можно б, конечно, по всем частям собрать самых опытных, тех, кто в Одессе или под Перекопом воевали и выписались после ранений из госпиталей, но это долгая песня. Придется вызвать сюда эскадрилью капитана Нихамина. Он подлечился, отдохнул. На Херсонесе бывал — привыкать ему не придется. А то скучает в Анапе.

В три часа ночи меня растолкал дежурный телефонист.

— Вас к телефону. Командующий.

У меня оборвалось все внутри. Зачем в такую рань?

— Гвардии капитан Авдеев у телефона. Здравствуйте, товарищ генерал.

— У тебя коньяк есть? — спросил Ермаченков.

— Какой коньяк? — недоуменно пролепетал я. Сначала даже подумал, что это Губрий разыгрывает.

— Коньяк, который пьют! — Нет, это голос генерала. — Ну пять, три звездочки? А водка? И даже шампанского нет? Какой же ты герой после этого, — рассмеялся Василий Васильевич. Меня бросило в жар. — От всей души поздравляю тебя с высоким званием Героя Советского Союза! Только сейчас сообщили из Москвы, что час назад подписан Указ… Тебе и Алексееву присвоено звание Героев Советского Союза.

Трубка заглохла и я понял, что командующего на проводе уже нет. А когда поднял глаза, увидел при свете коптилки выжидающе улыбающегося батьку Ныча…

Говорят, что если везет, то подряд.

На другой день мне удалось встретиться с «зетом».