У самого Черного моря. Книга I - [39]

— Подышали!

Грохот усиливался. В дело вступила наша артиллерия, горизонт заволакивало дымом. Нам не стоялось на месте. Смотрели на север, а спиной чувствовали: вот-вот откроется дверь, и Мажерыкин крикнет: «По самолетам», мысленно мы были уже в воздухе.

И вот открылась дверь домика КП. Это я скорее ощутил, чем услышал. Наружу вывалился Кудымов. Крикнув мне и Нычу «пока!», майор побежал к капонирам.

Взлетали «яки», «миги», «ишаки», «илы», «пешки». По горизонту вороньими стаями тянулись «юнкерсы» и «хейнкели». Вокруг них — белые хлопья разрывов зенитных снарядов. Недалеко от маяка прогуливались «мессеры». Аэродром прикрывала четверка «мигов». В гуле моторов тонули все другие звуки. Казалось, вся авиация поднята, а о нашей эскадрилье забыли.

Но вот от командного пункта авиагруппы подъехали на старом ЗИСе генерал Остряков, подполковник Юмашев и майор Наумов.

— Кулаки чешутся? — спросил Остряков. — У меня тоже. Ваша задача — я не стал передавать ее по телефону, знал, увижу вас лично — ваша задача: как только самолеты начнут возвращаться с задания, взлетайте всей эскадрильей и смените группу прикрытия аэродрома. Потом оставите у маяка четверку, а с остальными с полчаса побарражируете у Севастополя. Вопросы будут?

— Все ясно, товарищ генерал.

— Выполняйте. Ну, что же, Константин Иосифович, — обратился Остряков к Юмашеву, — по большому кругу? А вы, Николай Александрович, что скажете?

— По большому, Николай Алексеевич…

Командующий сам рвался в бой.

Красиво взлетела их тройка и с набором высоты ушла на север.

Вскоре вернулись с задания двухкилевые «петляковы», 5-я эскадрилья поднялась в воздух. Сели «петляковы», приземлились подоспевшие штурмовики, пошли на посадку истребители сопровождения, а в это время к Херсонесскому маяку приближалось до двадцати немецких бомбардировщиков, с группой прикрытия. Как и условились на земле, пары Авдеев — Шилкин, Алексеев — Бабаев и Ватолкин — Шелякин устремились навстречу бомбардировщикам. Их цели — разбить плотный строй, к которому невозможно было подойти ни сзади, ни сверху. Сбоку пошла в атаку не успевшая сесть дежурная четверка «мигов» Кудымова. Пары Рыбалки, Калинина, Данилко и Гриба закрутили карусель с «мессершмиттами». Строй бомбардировщиков раскололся.

Кто-то из четверки Кудымова поджег Ю-88 и тот упал в море. Я стрелял по «хейнкелю». Сбить его удалось только с третьего захода. Хотел атаковать и «юнкерса», сбрасывающего в море бомбы, но на боевом развороте помешали «мессершмитты».

Сбросили бомбы в море и повернули назад еще несколько стервятников. Остальные бомбили наш аэродром. По ним открыла огонь плавучая батарея. Одного «юнкерса» зенитчики сбили сразу и он догорал на заснеженном пустыре за Казачьей бухтой. Другой от прямого попадания снаряда развалился в воздухе и горящими кусками падал в бухту. Два другие с трудом держась, уходили под охраной своих истребителей. За пределами действия плавучей батареи пары Алексеева и Ватолкина поймали отставшего «юнкерса». Он отчаянно отстреливался. «Мессершмиттов» близко не оказалось и тогда наши летчики применили звездную атаку — одновременно с четырех сторон. И «юнкерс» свалился. Один гитлеровец успел выпрыгнуть и болтался на парашюте за городком 35-й батареи…

Воздух насытился запахом гари и тротила. Смешанный с пылью дым медленно оседал, смещаясь к бухте, за которой догорал «юнкерс».

— А здорово плавучка бьет, — заметил тогда на земле Бугаев.

— Бьет правильно, — согласился Кокин и, подумав, добавил простуженным голосом. — Когда ее трогают. А не тронь ее, всю жизнь простоит и ни одного выстрела не сделает.

Бугаев мотнул головой, продекламировал нараспев: «Нас не трогай — мы не тронем, а затронешь — спуску не дадим…».

И рассмеялся.

— Батарея «Не тронь меня», — сказал он. — Так что ли, Петр Петрович?

Неразговорчивый Бурлаков улыбнулся одними губами.

— Вроде бы так, — выжал он из себя.

С того дня новое название плавучей батареи «Не тронь меня» быстро распространилось и прижилось.

Вечером перед отъездом в Севастополь командующий заглянул в землянку технического состава 5-й эскадрильи. Посреди землянки на столбе дрожало красноватое пламя коптилки. Вторая коптилка из стреляной гильзы дымила под нишей окна на столе, сколоченном из ящиков. Табачный дым слоился густой синевой, как на заре туман в низинах. У печурки — кучка откуда-то добытых щепок. Пахло бензином.

Командующему ВВС, как и полагается, доложил инженер Макеев. Техники, механики, младшие специалисты застыли в ожидании, что скажет генерал. Лица усталые, обветренные, у большинства ещё не умытые после напряженного дня. Руки загрубевшие, с въевшимся в поры и вокруг ногтей маслом. Генерал Остряков поздоровался с каждым за руку, предложил сесть.

— Итак, друзья, — начал командующий. — Сегодня враг совершил вторую попытку взять штурмом главную базу Черноморского флота, наш любимый Севастополь. После двухчасовой усиленной артподготовки по всему фронту и массированных налетов авиации танки и пехота противника перешли в наступление. Несмотря на мороз, солдаты шли в одних мундирах, во весь рост. Шинели и теплые вещи им обещали выдать в Севастополе. У одного убитого немецкого офицера найден приказ командующего одиннадцатой армии генерала Манштейна. В нем сказано, что время выжидания прошло, и он надеется, что его головорезы разобьют нас в первой же атаке…