У самого Белого Моря - [21]

— И то верно говоришь, Семен Александрович, — поддержал бригадира пожилой рыбак. — Вот в соседней деревне Койде, так у них и цех по выделке морзверя и мастерская по пошиву шапок, пим из шкур белька. Там и для женщин занятие есть. Строительство ведется: то новые ясли, то АТС. Сейчас вышку ставят — через спутник телепередачи будут. Так они и в Майде отделение сохранили, не переселили народ, у них и рыбаки сидят на тонях да озерах, рыба в магазине всегда…

Мне вспомнился разговор на пароходе, когда плыл я от Архангельска, с моряком тралового флота, который рассказал, что северное отделение института ПИНРО, к сожалению, не разрабатывает новых способов лова. Только и удается взять голов сто за сезон в Тарханове, где мелководная бухта и белуха сама заходит в погоне за семгой на мелководье. Тогда перегораживают горловину бухты, спускают на воду шлюпки и бьют ее, закутавшуюся в сетях, из карабинов.

Можно бы миллионные доходы иметь, а сколько селедки, сколько семги она изводит зря, — говорит он.

Сидя в прокуренной избушке рыбаков, слушая их разговоры, я размышлял о том, что немало написано очерков, дневников и элегий, романтизирующих поморскую жизнь, такую нелегкую и сложную, а вот подумать о том, чтобы не вымирали старинные прибрежные деревушки, сказать, что нужно, чтобы удержать сельскую молодежь на местах, никто не озаботился, и если не побеспокоиться и сейчас, то, может быть, со временем обезлюдеет то же Долгощелье, потому что колхозный флот со всего побережья стоит в Мурманске, ходят на нем в Атлантику бичи из тралового флота, и кто знает, не резоннее ли со временем передать рыболовецкие суда под централизованное управление «Севрыбе» в том же Мурманске, что выгоднее для государства. Можно сотни раз поражаться «какой-то нездешности и уродливой красоте» белухи, но от этого промысел ее не улучшится, не станет ее меньше, все так же будет она истреблять семгу и сельдь в Белом и Баренцевом морях, рвать ставниковые дрифтерные неводы, оставляя поморов без рыбы. Сам факт, что колхозы богатеют, отрадный, но развитие их зачастую однобоко. В Архангельской области тысяча пятьсот озер, но мало кто занимается озерным ловом, разводит более ценные породы, вылавливает ту рыбу, которой и сейчас полным-полно в них.

Отчасти причина равнодушия к пресноводной рыбе понятна. Прежде чем культивировать в озерах, скажем, пелядью, заключать договора с «Севрыбпромом» колхозам, нужно провести частичные исследования, заниматься организационной стороной дела, да и закупочная цена на пресноводную рыбу ниже, чем на морскую. Скажем, на щуку — восемьдесят пять копеек за килограмм. Правда, государство дает доплату из госбюджета — сорок четыре копейки за килограмм, но доплату эту получает не колхоз, а «Архрыбпром», поставляющий рыбу в торговую сеть, хотя именно колхоз, как производитель, должен был бы получать этот финансовый стимул. Если бы колхозы входили в системы гослова, «Архрыбпром» их бы не обделял. Да и рациональнее самим колхозам вести обработку рыбы, поставлять ее в торговую сеть, меньше было бы потерь, больше заинтересованности, исчезли бы лишние транспортные расходы, сократился административный аппарат «Архрыбпрома», который в настоящее время неоправданно велик. Такая же картина характерна и для карельского побережья, где только за один 1982 год доплата из госбюджета сверх розничных цен на рыбу составила восемнадцать миллионов рублей для «Карелрыбпрома».

Однажды я был в эстонском рыболовецком колхозе имени Кирова, где все хозяйство организовано на прибрежном промысле в Балтийском море. Копченая, соленая и консервированная рыба идет не только в магазины деревень и городов, но и на экспорт. Нет отбоя от желающих со стороны вступить в этот колхоз, где и для рыбаков и для молодежи, оставшейся на берегу, всегда находится дело.

Нужно отдавать дань северной романтике, воспевать этот суровый край, но надо и болеть о том, чтобы «морушки-поморушки» не разъехались с побережья.

На пути из Нижи в Долгощелье, когда шли мы морем на карбасе, я все думал о том, что услышал от рыбаков, и, словно в подтверждение их слов, неподалеку от борта, чуть мористее, вспенивали зеленоватую воду высоко выступавшие, точно отлитые из олова, белесые хребтины белух. По временам из воды показывались их тупорылые морды с резкими, почти отвесно переходящими в нос лбами, напоминавшими шлемы, и слышались мерные вздохи.

— Не боятся, совсем рядом идут, — заметил кормщик и, налегши на погудало руля, чуть изменил курс, уваливаясь вбок. Но белухи почти не свернули, все так же спокойно вспенивали воду метрах в пяти, словно подзадоривая нас.

— При большой воде дак они по Кулою к самому Долгощелью поднимаются, рядом с деревней промыслят. Привыкли, моторов не пугаются, никто разбойничать им не мешает.

Солнце стояло уже высоко в зените, когда, миновав устье, подходили мы к деревне. Берег реки был усеян множеством дюралевых моторок: «Казанки», «Прогрессы», «Днепры», «Ока»… Весь этот любительский флот бередит по ночам реку, ставят расторопные мужики яруса, сетки в устье…

Колхозных карбасов для прибрежного лова всего шесть, зато масса ветхих суденышек, подпирающих бортами оползающие берега: сгнившие шхунки, ёлы, кочи, дорки, на которых в прежние времена старики ходили в прибрежных водах артелями на промысел селедки, трески, семги, белухи. В те годы что ни зима тянулись В; Архангельск обозы, везли поморы рыбу соленую и копченую и мороженую, благо у самих был избыток…