У Пяти углов - [56]

Вольт понял, что разочарования не будет, что этот мальчик сможет все!

— Да, Максим, и ты сможешь. Я маме объясню упражнения. Маме и тебе. И массаж, конечно. Перекладины построим особенные, станок, будешь упражняться. Только очень долго. Сможешь?

— Да, очень смогу, — серьезно сказал Максим.

— Очень долго. Через год начнешь сам ходить, только через год. Вытерпишь?

— Да, смогу.

— Через год начнешь ходить, через два бегать, как все дети. Если все время упражняться. А потом, если захочешь упражняться дальше, станешь чемпионом. Ты смотришь по телевизору фигурное катание?

— Да, смотрю.

А сам ни на секунду не перестает гладить котенка. Массировать!

— Жила девочка, у которой был детский паралич. И не только научилась бегать, как все дети, но стала чемпионкой мира, а другим обыкновенным детям, которые были рядом с ней, это и не снилось! И ты сможешь.

Нет, это не дежурная психотерапия. Вольт был совершенно уверен: Максим сможет! Вольт и не представлял до сих пор, что у четырехлетнего мальчика может быть такая воля! Не представлял, хотя уже который год занимается антропомаксимологией,

— Вот так, Максим, все ты сможешь.

— Да, смогу.

Сможет, конечно… Что же такое — человек?! Жалкое существо, которое поминутно совершает гадости: лжет, курит, воюет, — но вот от сострадания появляется молоко у нерожавшей женщины, как у той Светланы из случая старика Мокроусова. Или вот Максим.

Я царь — я раб — я червь — я бог!

Прощаясь, Вольт пожал Максиму руку. Давно он не пожимал ничью руку с таким уважением. Женщина его провожала.

— Такое спасибо, доктор, такое спасибо! Вы Максиму понравились, я вижу. Мы как только услышали от Всезнайки…

— От кого?

— От Всезнайки! То есть от Эли Грушевой. Муж с нею вместе учился когда-то в Академии. Так ее все звали на факультете.

Вольт и забыл уже, что оказался здесь через посредство Грушевой, А вспомнив, подумал о ней с обычной неприязнью: ведь это же самопредательство — уйти из искусствоведов в машинистки!

— Да-да, — сказал он сухо, — говорят, она хорошо училась, даже получала сталинскую стипендию.

— Не то слово — «хорошо»! Она все знала. И сейчас все знает и все помнит. Вы слышали, как Андроников рассказывает про Соллертинского: что тот только взглядывал на страницу — и запоминал всю? Вот и Эля. Спроси ее в любой час дня и ночи! Вся их группа никогда не заглядывала ни в какие энциклопедии — спрашивали у Эли. И до сих пор. Мой муж потом ушел в археологию, и знаете, если нужна библиографическая справка — бывает, что срочно, или поздно ехать в Публичку, — звонит ей. Нет, она феномен! Знаете, талантам иногда завидуют, а ей никто никогда и не завидовал, такой недостижимый феномен. Мы недавно поспорили про Бунину. Вы слышали про такую писательницу? Она современница Пушкина, довольно бездарная. Позвонили Всезнайке — и та сразу выдала полную библиографию плюс генеалогию, в результате которой появился знаменитый Иван Бунин! Неужели вы не знали?!

И не подозревал ни секунды! Всегда считал нудной женщиной, место которой только на кухне, а полученный диплом — сплошное недоразумение.

— Почему ж она бросила специальность, стала машинисткой?

— Ну знаете, так получилось. Муж, дети. У меня ведь тоже диплом, а сижу вот дома.

— У вас особый случай! Вы, я думаю, Максиму уделяете столько сил, что хватило бы на две работы!

Женщина улыбнулась, но не с гордостью за свои труды, а печально.

— Да, конечно, мы его развиваем. Разговариваем буквально обо всем. Это удивительно, как он схватывает! Когда все силы, все внимание в одну сторону. Вся энергия, которую другие дети тратят на беготню… Я не знаю, хорошо ли это, но он уже читает. И все помнит, что прочитал, что услышал… Но лучше бы бегал, как все дети.

— Ну-ну, главное, не терять веры! Он еще побежит, вот увидите! Но при нем останутся его знания, его воля. Это вырастет удивительный человек!

Но женщина снова улыбнулась печально.

— Он уже удивительный. Но иногда думаешь: не надо удивительности, пусть бы как все1.

Уже распрощавшись, Вольт никак не мог переключиться, все думал и думал о Максиме. Да, поздний ребенок… Муж, значит, примерно ровесник Грушевой, а у той внук в восьмом классе. Ну допустим, жена моложе лет на десять — вот и получилось такое несчастье. Или счастье, которое они сами еще не способны осознать? Потому что личность обещает развиться исключительная. Да и уже личность! Часами массировать котенка — в четыре года! Максим встанет, и пойдет, и побежит — непременно!

Невольно думалось и о Грушевой. Феномен — вот уж чего Вольт в ней никогда не подозревал. И тем обиднее, что пользу из ее феноменальности извлекают только несколько знакомых.

Свою собственную память Вольт всегда считал средней. Ну постарался немного развить, но ни о какой феноменальности речи нет. И когда приходится читать о примерах удивительной памяти, всегда он думает с завистью, как бы такая память пригодилась ему. И представляется, как счастливы должны быть люди, столь щедро одаренные. Но вот, оказывается, совсем рядом живет феноменальная женщина, и что же? Ничего! Непонятно. И обидно.

К институтской стоянке подъехали одновременно: Стефа и «Волга» с надписью «Киносъемочная». «Волга» уже нацелилась снова занять законное место Стефы, но Вольт с удовольствием подрезал ей нос и встал рядом с желтым «пежо» Поливановой. Так надо учить нахалов!