У порога великой тайны - [48]

Между тем Фаминцын и Баранецкий, продолжая свои наблюдения, дознались, что гонидии, выделенные из лишайников, совершенно подобны зеленой водоросли цистококкус.

Лишайник порождает водоросль? Ну, нет, зайчиха щенка не народит… Биология второй половины XIX века уже наука, а не свод средневековых догадок, и подобные предположения вряд ли у кого возникли…

Опыты Фаминцына и Баранецкого произвели огромное впечатление не только на лихенологов, но и вообще на всех биологов. Западноевропейские ученые немедленно подхватили блестящее открытие русских. И разгорелся спор, один из тех споров, которыми так богата наука XIX века. В него втянулись почти все тогдашние ботаники. Лишайники вдруг оказались в центре всеобщего внимания.

Немецкий ботаник Симон Швенденер, основываясь на опытах Фаминцына и Баранецкого, которые он повторил и подтвердил, доказывал, что лишайники представляют собою симбиоз — длительное сожительство — гриба с водорослью; что гонидии вовсе не органы размножения лишайника, а просто водоросли, живущие в теле гриба. Против теории Швенденера, утверждающей дуалистическую, то есть двойственную, природу лишайников, выступали приверженцы старых взглядов Вальрота.

Удивительнее всего, что Фаминцын вовсе не вмешивался в спор. Казалось, что он вдруг потерял всякий интерес к своим опытам, наделавшим столько шума, предоставив другим разбираться во всем этом. Однако дело обстояло не так просто.

Но сначала о том, как завершился спор. Швенденер оказался прав. Лишайники — действительно двойные растения, состоящие из гриба и водоросли. Эти своеобразные организмы и доныне представляют большой интерес для всех, кого занимают тайны жизни.

В самом деле, природа сочетала, объединила в лишайнике два растения, обладающие прямо противоположными свойствами. Грибы, не имея хлорофилла, не нуждаются и в свете — трюфели растут под землей, а шампиньоны разводят в темных погребах, где охотно заводится и плесень; грибы питаются готовыми органическими веществами, водоросли же хлорофиллоносны и без света погибают; водоросли на свету сами создают себе пищу из воды, минеральных солей и углерода. И вот природа соединила оба эти организма к обоюдной их пользе. От сожительства в лишайнике выгадывают и гриб и водоросль. Гриб получает от хлорофиллоносной водоросли органические вещества, главным образом сахар; сам же гриб, в свою очередь, снабжает водоросль минеральными солями и водой. Нити гриба плотно оплетают водоросль, предохраняя ее от высыхания. Но тело лишайника устроено так, что свет к водоросли проникает, и гонидии (за зелеными клетками так и сохранилось это название, напоминающее об ошибочной теории) сохраняют способность в фотосинтезу.

Но все-таки в этом содружестве мир нередко нарушается — нет-нет, да и скажется паразитическая природа гриба, и он поедает часть живущих в нем водорослей, присасываясь к ним кончиками нитей; иногда, наоборот, в лишайнике чрезмерно разрастаются водоросли и из-за этого погибают грибные тела. Так что это сожительство не такое уж тихое. В конце концов борьба организмов приводит к установлению какого-то равновесия…

Лишайник обладает как бы удвоенной неприхотливостью. Он переносит крайние невзгоды. Он пионер, он приходит первым на голые места. Он произрастает и в Антарктиде и на плешивых, глинистых, твердых, как асфальт, пустынных равнинах. Высохнув до того, что корки его легко превращаются под пальцами в порошок, он вновь оживает после первого дождя. Библейская легенда о евреях, которым бог послал манну небесную во время их странствий в пустыне, основана на вполне реальном явлении природы. В странах Ближнего Востока манна иногда действительно спускается с неба подобно снегу. Это белые лишайники. Ветры пустынь подхватывают легкие сухие корки манны (так и названы эти лишайники в научной литературе), перенося их иногда на громадные расстояния. И как только ветер затихнет, возникает «манный дождь». Бедуины и другие народности, кочующие в пустынях, иногда толкут манну в ступах и пекут из нее лепешки.

В пустыне люди прибегают к манне, когда наступает голод. А на Крайнем Севере, в приполярных областях человек вряд ли вообще мог бы жить, если бы природа не заселила тундру лишайниками. Олений мох, или ягель, который служит кормом северному оленю и летом и зимой, — вовсе и не мох, а лишайник; назвали его когда-то мхом по ошибке, так же как назвали водоросль гонидией. Ягель — корм для оленя, а олень всегда давал человеку Севера и молоко, и мясо, и шерсть, и шкуру — для постройки жилья, для одежды.

И еще одна особенность отличает лишайники — долголетие. Лишайник может жить несколько веков, больше иного дерева.

Тимирязев назвал лишайник растением-сфинксом. Возможно, не все тайны этого сфинкса еще разгаданы. Возможно и то, что, достигнув в ближайшие десятилетия соседних с Землей планет, человек обнаружит там растения, подобные лишайникам. Ведь давно уже высказана догадка о том, что на Марсе, с его крайне суровыми условиями, могут обитать такого рода растения…

А теперь вернемся к Фаминцыну. Почему он не вмешался в спор, разгоревшийся вокруг его открытия? Почему предоставил западным ученым доводить до конца начатое им дело? Почему даже не попытался дать ответ на простой, казалось бы, вопрос — что такое лишайник? Ответ, прямо вытекавший из опытов, так блестяще поставленных им и Баранецким.