У порога великой тайны - [47]

Многие считали этого замкнутого, суховатого ученого мечтателем. Говорили про него, что он «человек — от финских хладных скал до пламенной Колхиды». Понимать это следует, видимо, так, как говорил бородатый студент в коридоре Петербургского университета: за чопорностью и сухостью ощущаешь внутренний жар, подлинный пламень души.

5

В 1866 году в Петербурге, в типографии Академии наук отпечатали небольшим тиражом тонкую книжицу с длинным названием — «Действие света на водоросли и некоторые другие, близкие к ним организмы». Книжица содержала рассуждение магистра А. С. Фаминцына, представленное им на соискание степени доктора ботаники. Рассуждение отличалось краткостью: 56 страниц малого формата, напечатанных крупным шрифтом.

«Я ожидал найти в водорослях, — пишет Фаминцын в начале своего рассуждения, — предмет более удобный для исследования действия света на растительные клетки, чем высшие растения, и не ошибся».

В таком скромном, строгом тоне выдержана вся диссертация. Важность открытий Фаминцына была к тому времени признана и в России и в Западной Европе, — он опубликовал предварительное сообщение о своих опытах. Вскоре после выхода книжки Фаминцыну присудили докторскую степень. Звание доктора наук давало право на профессуру, и Андрей Сергеевич стал заведовать кафедрой физиологии растений в Петербургском университете.

Многие русские ученые того времени, заняв профессорскую кафедру, в дальнейшем уже не вели научно-исследовательской работы. Да и возможностей для этого не представлялось: денег на постановку опытов не отпускали, а заводить лабораторию у себя дома не каждый мог и хотел. От профессора требовали только, чтобы он читал лекции.

Фаминцын защитил докторскую диссертацию, когда ему минуло тридцать лет. Он прожил после того еще более полувека. И это были годы, полные исканий, удивительных открытий и трагических заблуждений…

Вскоре после защиты докторской диссертации Фаминцын вместе с одним из своих учеников, студентом Осипом Васильевичем Баранецким, принялись изучать лишайники.

Есть такая область ботаники — лихенология (от греческого «лихен» — «лишай», «лишайник»). Это наука о лишайниках. Основателем ее считают шведского ученого Э. Ахариуса, жившего на рубеже XVIII–XIX столетий. Он изучил строение и форму лишайников и дал первую научную классификацию этих растений, которые еще с XVI века известны были под названием древесных мхов. Лихенология, оттесненная на задний план другими разделами ботаники, развивалась неторопливо, как неторопливо развиваются и сами лишайники, вырастающие за год всего на несколько миллиметров. Растения эти, по своей неприхотливости превосходящие даже водоросли (лишайники могут жить не только на голых камнях и стенах, но даже на железе и на стекле; их находили на окнах старых церквей), вызывали простое любопытство и, пожалуй, не более того. Те ученые-одиночки, которые посвящали жизнь изучению лишайников, исходили, вероятно из убеждения, что всякое создание природы должно же быть кем-то когда-то познано.

В начале XIX века в печати стали появляться работы, посвященные уже не просто описанию, а жизнедеятельности лишайников. Немецкий ботаник Вальрот заинтересовался зелеными клетками, которые он неизменно находил внутри лишайников, состоящих из бесцветных гиф — микроскопических нитей, образующих тело всякого гриба. Вальрот предположил, что зеленые клетки являются органами размножения лишайника, и назвал их гонидиями (от греческого «гоне» — «семья», «рождение»).

Теория Вальрота была признана и никем не оспаривалась до тех пор, пока Фаминцын и Баранецкий не опубликовали итоги своих наблюдений. А наблюдения эти вызвали бурю в тихой лихенологии.

Фаминцын подверг лишайники необычайному испытанию: он принялся гноить их. Вместе с Баранецким они собирали в окрестностях Петербурга лишайники, осторожно отколупывая их ножами от стен домов и заборов. Потом, в лаборатории, Баранецкий бросал сухие, ломкие корочки лишайника в сосуд с тухлой водой.

Лишайник — чистюля, он любит свежий воздух без малейших примесей дыма, любит росы и туманы. Поэтому в большом городе с его дымами и не встретишь лишайника. Своим отсутствием он лучше всякого прибора показывает, что атмосфера загрязнена.

В воде, да еще в тухлой, корки лишайника весьма скоро загнивают. Но Фаминцын слишком внимательный наблюдатель (к сосредоточенному вниманию он приучил и Баранецкого), чтобы упустить одну подробность: в воде сгнивает не весь лишайник. Каждый раз зеленые его клетки, гонидии, выживают. Да не только выживают, но и начинают усиленно размножаться в тухлой воде.

Разные части одного и того же растения ведут себя в воде по-разному: одна часть гибнет, гниет, а другая дает бурную вспышку жизни. И еще одна загадка — размножаясь, гонидии образуют только себе подобные зеленые клетки, а не новый лишайник. Выходит, что теория Вальрота неверна, гонидии не являются органами размножения лишайников?

Фаминцын рассказал о своих наблюдениях Воронину. Михаил Степанович, выслушав друга, аккуратно, дотошно проверил в своей лаборатории его опыты и подтвердил: да, гонидии хорошо развиваются в воде и образуют только гонидии, а отнюдь не лишайники.