У полюсов Земли - [14]
Стояло солнечное весеннее утро в последний день марта. Снег уже сошел с полей под Ленинградом, и в голубом небе пели птицы. На аэродроме нас провожали родные и друзья. Последние прощания, последние пожелания счастливого пути, и самолет поднялся в воздух.
2 апреля прибыли в Диксон — нашу основную береговую базу. Всюду штабеля ящиков и тюков, связки дюралюминиевых труб — остовы каркасных палаток, полуразобранные гусеничные тракторы, стальные буры и газовые плиты…
Высадить станцию на лед поручили летному отряду Ильи Спиридоновича Котова, с которым мне уже приходилось работать в Арктике.
На Диксоне мы уточнили детали предстоящего полета. На первый взгляд он не казался сложным: Илья Спиридонович организует промежуточную базу между материком и предполагаемым местом высадки, вызывает самолет с горючим, и мы направляемся в разведку, чтобы выбрать льдину.
Котов в паре с летчиком Петром Павловичем Москаленко улетел накануне на двух машинах, намереваясь открыть первую промежуточную базу за 85° северной широты. Вслед за ним на воздушном корабле ИЛ-12 летчика Федора Анисимовича Шатрова отправились и мы.
Сильный мороз с ветром, глубокая зима. Лишь яркое, но еще холодное солнце напоминает о близости весны.
Ледяной туман так плотно окутал пункт назначения, что наш ИЛ-12, зайдя на посадку, так и не смог приземлиться. А на острове Среднем — солнечный день и отличная видимость. На востоке синеют ледники Северной Земли. К западу через неширокий пролив ясно виден остров Домашний.
Он сейчас необитаем, но в тридцатых годах послужил исходной базой первых советских исследователей Северной Земли.
Ее открытие экспедицией на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач» (в 1913 году) стало выдающимся событием начала XX века. Но Земля продолжала оставаться таинственной и неизведанной. Добраться до ее берегов было очень трудно. А тут началась первая мировая война, потом гражданская. И только в 1930 году к Северной Земле подошел советский ледокол. Он высадил на маленький островок Г. А. Ушакова, геолога Н. Н. Урванцева, охотника-промышленника Журавлева и радиста Василия Васильевича Ходова.
Острову дали название Домашний, и четверо отважных построили на нем домик, оборудовали метеоплощадку. Отсюда они совершали на собаках труднейшие переходы по гористой, покрытой ледниками Северной Земле и за два года, хорошо изучив архипелаг, нанесли его горы и острова на карту. Так была решена большая географическая задача.
5 апреля мы получили от Котова радиограмму, что можно вылетать на промежуточную базу.
…На поиски льдины для лагеря уходят долгие часы полета по сложному маршруту, над бесконечными дрейфующими ледяными полями и грядами торосов. Часто чернеют трещины и разводья. Порой туманная пелена окутывает самолет. Затем она рассеивается в одно мгновение, и нашим взорам вновь открывается бескрайняя ледяная пустыня.
Штурман непрерывно ведет подсчеты, определяет высоту солнца, сверяет свои вычисления с данными радиопеленгов, принятых радистом от береговых станций. Наконец он сообщает, что мы находимся в районе 86-й параллели и 180-го меридиана, то есть примерно в 400 километрах от Северного полюса. Как раз в этом месте и предполагается создать станцию.
Лед под нами мощный, но торосистый. Мы внимательно присматриваемся, на карте отмечаем в разных точках подходящие поля, пролетаем над ними еще и еще раз, чтобы отыскать наиболее крепкую и прочную льдину, выдержавшую уже не одно сжатие.
Наконец, после тщательных обсуждений остановились на одной многолетней льдине овальной формы, показавшейся нам наиболее массивной. Ее длина около трех, а ширина — два километра. Видимо, она дрейфует уже не первый год. С воздуха заметно, что поверхность льдины неровная, покрытая снеж-ними застругами. Местами видны холмы и острые гребни торосов.
Самолет пришлось посадить в девяти километрах от этого ледяного поля. 10 апреля штурман определил наши точные координаты: 85°58′ северной широты и 178° западной долготы.
Пасмурный, серый день. Даже торосы почему-то кажутся выше. Лед — изумрудно-голубой. В такую погоду трудно определять расстояния, однако мы вновь отправляемся в разведку.
Полетели на юг и километров за тридцать увидели как будто хорошую посадочную площадку. Но когда приземлились и направились на ближайшее паковое поле, убедились, что льдина малопригодна: большие гряды торосов посередине и по краям сделают ее неустойчивой во время летнего таяния.
Видимо, наша первая льдина подходит больше других.
Так оно и оказалось. При более внимательном осмотре мы пробурили лунки во льду, измерили рейкой его толщину — около трех метров, вполне достаточно, чтобы выдержать любой груз. Значит, здесь можно и жить и работать.
Из состава будущей станции со мной кинооператор Яцун. Евгений Павлович в течение года будет вести кинолетопись научного дрейфующего лагеря. Он ухитрился начать съемку даже в тесной кабине самолета, потом — когда мы обследовали ледяное поле, бурили лед и измеряли его толщину.
Мы с Евгением Павловичем решили разметить место будущего лагеря.
Вокруг нас сплошной стеной громоздились торосы, местами достигавшие шести-восьми метров высоты. Осмотрев поверхность льдины, покрытую жестким, но глубоким и неровным слоем снега, разбили подходящую площадку для посадки более тяжелых самолетов. Собираем палатку, монтируем газовую плиту и баллон, одним словом — хозяйничаем. Заснеженное поле понемногу приобретает домашний, обжитой вид.
