Девять лет я прожил на Дальнем Востоке. Там я вступил в партию большевиков. Армия была для меня и семьей, и университетом, и боевой школой. Я ловил шпионов-контрабандистов на границе, готовил снайперов, изучал общеобразовательные предметы.
Я стал лейтенантом. Партийная организация доверила мне ответственную работу — избрала секретарем партбюро полка.
И я спросил себя:
«Иван Мошляк, кому ты обязан всем, что есть хорошего и светлого в твоей жизни? Себе? Своим особенным каким-то талантам? Или удаче? — Нет, ты обязан партии. Ты обязан Сталину. Ты жил в нескольких тысячах километров от Москвы, ты никогда не видел Сталина, а он, должно быть, не слышал твоего имени. Но всю свою жизнь ты чувствовал могучую, любящую сталинскую руку, которая тебя вела вперед, которая поддерживала тебя. Ты воспитан партией и Сталиным. Вот в чем твое счастье. Не будь революции — ходить бы тебе всю жизнь за чужими коровами да хлопать кнутом...»
Долго я в ту ночь не мог заснуть.
4 ноября нас вызвали в Кремль. Встретил я там много хасановцев знакомых, тоже награжденных. Вышел к нам товарищ Калинин. Тут все зааплодировали. У меня одна рука на перевязи, не действует, так я, — может быть, это смешным покажется, — здоровой рукой по колену захлопал. Никак удержаться не мог.
Товарищ Калинин вручил нам ордена и грамоты, приветствовал нас.
Меня выдвинули от имени всех награжденных держать ответ. Говорил я коротко, волновался. Я только сказал, что с именем Сталина на устах брали Заозерную, с его именем будем побеждать во всех грядущих боях.
Сталина и Ворошилова я увидел на параде в день двадцать первой годовщины Октября. А на следующий день меня и товарища Соленова снова вызвали в Кремль. Руководители партии и правительства принимали участников парада.
Товарищ Ворошилов произнес тост за героев Хасана.
Я подошел к столу, за которым сидели товарищ Сталин и его соратники. Я стоял рядом с вождем советского народа, приветствуя его. И Сталин ответил мне теплой, отеческой улыбкой.
Это было для меня величайшей наградой.
