У ночи тысяча глаз - [9]

Этель отвернулась и занялась кухонными делами, пытаясь скрыть замешательство:

— Я спрошу у Фредерики, захочет ли она пойти на похороны, и сообщу тебе об этом… Ну а пока мне нужно приготовить чай.

Она наполнила чайник и со стуком поставила его на плиту, попыталась зажечь газ искровой зажигалкой, но ничего не получилось. Искра не высекалась. Запах газа заполнил комнату.

— Кремень выпал, — спокойно сообщил ей Ральф.

Настроение Этель от этого нисколько не улучшилось. Она обернулась с явным намерением попросить незваного гостя исчезнуть, но в этот момент Ральф встал, чтобы перекрыть газ, и они почти столкнулись. Чтобы не потерять равновесия, Этель схватила его за руку. И он задержал в своей ладони ее пальцы, которые стали горячими от его прикосновения. Теплая волна ударила Этель в голову, каждая клетка ее тела завибрировала от такого знакомого волнения.

Она испугалась. Усилием воли заставила себя вспомнить все. Не только любовь, но и то, что последовало за ней. Боль. Потери. Разочарование. Предательство. Но ничего не помогало — тело продолжало дрожать, не слушалось и тянулось к его телу. Ральф нежно и бережно сжал ее руку в своей.

— И за все это время ничего не изменилось, — тихо прошептал он ей на ухо, едва коснувшись волос губами. Оба словно замерли от нахлынувших воспоминаний.

— Но я ненавижу тебя, — выдохнула Этель.

— И я ненавижу тебя, — также тихо произнес Ральф.

Да, он был прав — ничего не изменилось. Желание было таким же сильным и таким же разрушительным. Его глаза, как и много лет назад, лишали Этель воли, способности трезво оценивать ситуацию. Странно, как такие холодные глаза могли действовать столь гипнотически.

— Мама… мама! — На пороге стояла Фредди, переводя взгляд с Этель на Ральфа и не понимая, что происходит.

Увидев дочь, Этель отпрянула.

— Я не знала, что ты здесь, — беспомощно произнесла она.

Фредди ничего не сказала, сердито глядя на Ральфа. Но он, как будто ничего не замечая, мягко обратился к ней:

— Хэлло, Фредди.

Девочка, однако, продолжала упорно смотреть на него, и тогда вмешалась Этель:

— Фредди, это твой дядя…

— Ральф, — договорила за нее дочь, — я помню, мне говорил о вас отец.

Но не мать, можно было прочесть в грустном взгляде Ральфа.

Этель вспыхнула. Неужели он вообразил, что она проводит вечера в беспрестанных воспоминаниях о нем и делится ими с дочерью?

Вновь обернувшись к Фредди, Ральф сказал:

— Я очень сожалею о том, что случилось с твоим отцом.

— Спасибо, — с тихим достоинством, как взрослая, приняла его соболезнования девочка.

— Я знаю, что он редко встречался с тобой, — продолжал Ральф, — но его гастроли проходили в основном в Америке.

— И там он… погиб? — спросила Фредди с дрожью в голосе.

— Да.

— И там его похоронят?

— Нет, он будет похоронен на родине, в Корнуолле. Я затем и приехал сюда, чтобы рассказать вам о предстоящих похоронах.

— Мне нужно ехать на похороны? — с тревогой в голосе спросила Фредди.

Этель решила вмешаться:

— Необязательно, но если ты захочешь…

— Я никогда не была на похоронах, — неуверенно произнесла девочка.

— Но в этом нет ничего страшного, — успокоил ее Ральф, — это… ну, своего рода прощание.

— Да, наверное… — задумчиво кивнула Фредди.

Надо отдать ему должное, подумала Этель, для человека, не имеющего детей, он прекрасно умеет с ними обращаться.

Но кто знает? Возможно, он женат, у него есть и семья, и дети.

— Я могу приглядеть за Фредди на похоронах, если ты не возражаешь, — предложил Ральф.

Этель вопросительно посмотрела на дочь, та согласно кивнула.

— Хорошо, — сказала она Ральфу, — если это тебя не затруднит.

А что еще она могла сказать? У Фредерики было право присутствовать на похоронах, и, как выяснилось, она хотела этого. Ее первоначальная враждебность к дяде растаяла, и Этель только удивлялась, каким образом он достиг этого.

— Вы останетесь на чай? — спросила Фредди перед тем, как вернуться в свою комнату.

Ральф посмотрел на Этель и, все поняв по ее лицу, ответил:

— Нет, но я еще свяжусь с вами. — Он улыбнулся Фредди и добавил, когда она ушла: — Красивая девочка.

Сначала Этель охватило чувство гордости, затем какой-то вины, и все это сменилось злостью. Она сама во всем виновата. Когда-то у нее не было выбора, а теперь вернуть прошлое невозможно.

— А у тебя есть? — спросила она.

Ральф удивленно посмотрел на нее.

— Что есть?

— Дети.

— Нет, — ответил он.

Женат ли он? Может, да, но они решили не заводить детей?

Этель говорила себе, что ей до этого не должно быть никакого дела. Прошло двенадцать лет, они совершенно чужие.

Она решила больше не касаться опасных тем, но Ральф сам перешел в наступление:

— Полагаю, ты не жалеешь, что вернулась к Артуру? Пусть даже на короткое время.

— Что? — растерялась Этель.

— Я думаю, что ты не могла не помириться с братом. Ведь ты ждала ребенка. Это уважительная причина, — продолжал Ральф, глядя на нее своими холодными глазами.

— Как ты смеешь! — задохнулась от возмущения Этель.

— Как я смею говорить правду? — резко прервал он ее. — А почему бы и нет? Теперь это не имеет никакого значения. Мне просто интересно. И сколько же тогда вы были вместе? Месяц? Два?

Этель была вполне уверена, что ему все известно, но решила уточнить: