У нас на углу - [3]

Набрав и перетащив наверх, к пузатой нашей печке, три ведра угля, я вышел на угол. Здесь, как всегда, стояли человек пять-шесть, с которыми можно было перекинуться словцом-другим.

Солнце уже село за купол мечети, в которой размещался тогда швейный цех, а сейчас - астрофизическая лаборатория Академии наук. Старик Азиз-ага, известный тем, что царскими и советскими судами в общей сложности был приговорен к семидесяти годам каторги, рассказывал о том, как выколачивал долг из человека, занявшего у него еще в "николаевское" время деньги и не возвращавшего их до 30-го года, и как он терпел это до тех пор, пока тот не купил граммофон.

- Это меня возмутило до того, - сказал он, - насыпая мне в карман семечки на рубль, который я ему дал (он торговал семечками), - что я пошел к его дому и приставил к его глотке нож прямо на глазах его жены и детей. "Собака, сказал я ему, когда ты не отдавал мне деньги в течение 12 лет, я терпел, думал, что у тебя их нет. Но когда ты купил эту говорящую трубу, а долг мне не отдал, я понял, что ты надо мной издеваешься. Или давай долг, собачий сын, или выпущу из тебя всю твою кровь!"

- Ну как, отдал? - спросил сапожник Давуд, точивший свой нож.

- Еще как отдал, попробовал бы не отдать.

- Азиз, ты лучше скажи, как ты думаешь, почему Элли-грамм боится этого мальчишку? - спросил, показывая на меня, Салех, которому Давуд собирался чинить туфлю.

- А что тут удивительного, - ответил спокойно Азиз-ага. - Вы не смотрите на то, что очки носит, я знал его деда. Знаменитый кочи (Кочи - в дореволюционном Азербайджане человек без определенных занятий, охотно берущий на себя труд (часто за плату) защитить любого, попросившего его об этом) был. А кем был дед Элли-грамма? - Амбалом...(Амбал - носильщик) Так что понятно, почему он боится его.

- Ты  же  не   амбал, - возразил  Давуд. - Однако  Элли-грамм избил твоего сына. Старый Азиз смутился.

- Он пострадал за это, - пробормотал он. - И еще пострадает.

- Он пострадал не за это, - сказал Давуд. - Аза то, что осмелился поднять на меня руку.

- Как бы не так, - вмешался мой сосед по двору, работник ОБХСС, Гамид. Он наказан за то, что плюнул на мою жену.

- Ладно, не будем спорить, - сказал Азиз-ага. - Кто-то отомстил за всех нас.

- А ты можешь ночью, когда он спит во дворе, ударить его палкой? - спросил меня Давуд.

- Могу, - сказал я, обрадованный тем, что на меня обратили внимание. Только ночью я сплю. Но я могу и днем, лишь бы успеть подкрасться.

- Молодец, - сказал завмаг Салех. - Ты настоящий мужчина. Отчаянный. Обязательно подкрадись к нему и дай по голове палкой.

У всех загорелись глаза при одной мысли, что кто-то стукнет Энвера палкой.

- Надо только отвлечь его внимание, - сказал я. Мен* просто распирало от гордости: никогда ни одному пятнадцатилетнему мальчишке не уделяли столько внимания на нашем углу. Даже самым отчаянным. Мои ровесники с завистью смотрели на меня с противоположной стороны улицы.

Но, как всегда, все испортила мама.

- Му-у-рад, - протяжно закричала она, высунувшись из окна. - Опять ты торчишь на углу? Марш домой!

Мне не удалось дать Элли-грамму палкой по голове и тем самым как-то загладить эту мамину выходку. На следующий день после разговора на углу Элли-грамм избил завмага Салеха, и тот совершил чудо. Два месяца, что Элли-грамм вернулся из; тюрьмы, по всем инстанциям писались пострадавшими от его руки людьми жалобы с просьбой забрать его в сумасшедший дом. Но в те времена устроить человека в сумасшедший дом было почти невозможно. То ли сумасшедших было много, то ли, наоборот, сумасшедших домов мало, но было так.

И Салех совершил чудо. Завмагу Салеху все было под силу" недаром боялась его старая Зейнаб, мать Элли-грамма.

Ночью приехала санитарная машина, и две здоровенные санитарки долго бегали по улице за жалобно кричавшим Элли-граммом. Старая Зейнаб причитала и билась головой о ступеньки машины, когда они его поймали и сунули в нее.

Только ей и мне было жаль Элли-грамма. Серая машина с крестом увозила ее сына, а мою - отчаянность...

Многими годами позже, когда умирала старая Зейнаб и я вез ее в больницу, она сказала мне вдруг, тяжело дыша:

- Сынок, а знаешь, почему покойный Энвер боялся тебя? Ведь следователь тоже очки носил...