У мира на пиру - [8]

Шрифт
Интервал

Поставлю песню в сердце на постой,
И сердце запоёт – транзистор старый!..
Пробьюсь ли сквозь сиреневый настой
К тебе по скверам и по тротуарам?
И наконец в моей – твоя ладонь,
Как будто воробей в гнезде орлицы!..
О, май священный! У твоих мадонн
Не нимбы загораются, а лица!
Весна пришла – лукава и нежна,
Нам по душе пришлись её порядки!..
Над нами – голубая глубина,
А с нами ночи – песенны и кратки!

«Зачем мы из разных эпох…»

Зачем мы из разных эпох,
Из разных веков и созвездий?
К чему сожаления вздох
О том, что не встретились прежде?
В том «прежде», наверно, тебя
Ещё пеленали, лелея,
А я уж терзался, любя,
Горя, полыхая и тлея!
Не нужен ни год, ни число,
Нет в датах ни смысла, ни проку!..
Давай всем столетьям назло
Свою установим эпоху!

«Мы сблизились быстро и смело…»

Мы сблизились быстро и смело,
Как будто бы знались давно.
Чья высшая воля слетела
В открытое наше окно?
За что нам такая награда, —
Без долгих свиданий и мук
Нам было достаточно взгляда,
Улыбки, пожатия рук!
Пусть люди не судят нас строго
(Ведь толки людские грубы!).
Мы сами – всесильные боги,
Владыки упрямой судьбы!

«Хотите знать итог…»

Хотите знать итог?
Все выводы готовы:
Поэт – не автор строк.
Любовь – владыка слова!
Она диктует нам
Слова особой силы.
Она нас вводит в храм
Нетленного светила.
Она добавит прыть,
Коль малодушен с детства,
Прикажет покорить
Вершины Эвереста.
И вдруг, как в вещем сне,
Чтоб досыта потрафить,
Подарит щедро мне
Букет лучей-метафор!
Есть у любви черта —
Ей скорлупа враждебна,
Важна ей широта,
Ей по сердцу безбрежность.
Ей свойственно весь мир
Держать в своих объятьях.
Кто скажет: «Это миф!» —
Тому не верьте, братья!

Прощай, двадцатый век!

Двадцатый век… Ещё бездомней,
Ещё страшнее жизни мгла
(Ещё чернее и огромней
Тень Люциферова крыла!).
А. Блок

Обращение к поэту

Встань! Пробудись! Подними задремавшее веко, —
Совесть поэта глухими ночами не спит:
Боль – ключевые проблемы двадцатого века —
Войны, компьютер, репрессии, атом и СПИД!
Век изваял тебя с тщаньем, любовью, терпеньем,
Ты – средоточье пороков его и побед.
Слушай, поэт, заплати ему дань откровеньем, —
Пусть рассуждает досужий: где – правда, где – бред!
Как всё вместить, оценить, пережить и усвоить?
Как не согнуться под тяжестью новых лавин?
Можно ль смотреть равнодушно, как гибнет живое,
И процедить с неохотой: «Ну что ж! Се ля ви!»

Вступление

Век камня, век бронзы, век пара…
Двадцатый – не век ли ума?
Гроссмейстеры смотрят устало,
Познавши компьютерный мат.
Машина, которую создал
В подмогу себе человек,
Вдруг стала соперником грозным,
Его одолев интеллект.
Век разума? Вряд ли такое
Запишешь столетью в итог:
Век, сроду не знавший покоя,
Век бунтов, коллизий, тревог.
Задачу не смог одолеть я
(Задача другим не чета!):
Какой же феномен столетья
За символ его почитать?
Любыми масштабами мерьте
(Наука, искусство, прогресс), —
Но власть необузданной смерти
На век наложила свой крест!
Бесчисленных войн мясорубка,
И казней бесовский разгул!..
О, где ты, Пикассо голубка,
В каком воспалённом мозгу?
Век смерти, разливший рекою
Всемирную грусть и тоску.
Не зря ты дрожащей рукою
Чернобыль приставил к виску!
Что скажет грядущее вече?
Кто будет озлобленно рад,
Что суть твою увековечил
Малевича чёрный квадрат!
А может, не так уж всё худо?
Взгляни, – мир чудесен и свят!
Светлеть, без сомнения, будет
Малевича чёрный квадрат!
И всё же могу сожалеть я
(Набухни слезою строка!),
Что третьему тысячелетью
Досталось проблем на века!
Но мне до восторга отрадно,
Что люди на свете живут
Семьёю шестимиллиардной
И жизнь атакует нещадно
Безжалостной смерти редут!
Пусть время – искуснейший лекарь!
Но память! Что делать с тобой?
По вехам двадцатого века
Иду стихотворной тропой!..

1900 г.

Давление света

Начало века… Самый первый год, —
Профессор Лебедев открыл давленье света,
Но свет для века – как запретный плод:
Давленье тьмы на всё наложит вето!

1903 г.

Последний бал

Третий год от начала века,
В Петербурге – последний бал[2].
Для столичной знати – утеха!…
Только, право ж, никто не знал,
Что балам не бывать отныне,
Что не те времена грядут…
Зимний вечер. Синеет иней.
Их величеств к началу ждут.
Бал пройдёт с размахом и помпой, —
Слух аукнется по стране,
Но уже эпохальный компас
Двинул стрелку к слову «Конец»!

1904–1905 гг.

Война с Японией. Расстрел демонстрации

Расстреляли лояльное шествие,
Спор с Японией – новое бедствие.
И кровавой Ходынки явление
Посчитали предтечей падения.
Трон качнулся и треснул, но выстоял, —
Государь, знать, молился неистово!

1913 г.

Трёхсотлетие Дома Романовых

«Возшед на прародительский престол
Державнейшим указом соизволил…»,
Чтоб воцарился праздничный восторг,
Чтоб быть парадам, балам и застольям,
Поскольку правит ровно триста лет
При помощи Всевышнего Россией
Династия Романовых, и нет
Другой такой сопоставимой силы!..
Рождались и дразнились миражи, —
Четыре года оставалось жить!

1917 г.

Революция

Мудрец! Современный Конфуций!
Ответь, объясни, просвети:
В чём кроется суть революций,
Что нынче у нас не в чести?
Стихия? Коллизия духа?
Жестокая смена эпох?
А может быть, просто проруха,
Всеобщий болезненный вздох?
И что изменяется в корне,
Когда совершатся они?
Примчат ли тачанки и кони
Народу счастливые дни?
Никто перемен не оспорит,
Но вычерпай правду до дна: