У мира на пиру - [7]
Шрифт
Интервал
Не можем поведать желанное, —
Слова вызревают не вдруг.
Как будто какая-то странная
Запретная зона вокруг!
Тому распростёртому Лебедю,
Что тянется Млечным Путём,
Не скажешь ты: «Экая невидаль!
Бывают получше! Уйдём!»
Он символом вечной крылатости
Парит над Господней Землёй!..
Полёт – упоение радостью,
Лишь вовремя крылья раскрой!
Минуют часы и столетия…
От взоров людских затаясь.
Под знаком летящего Лебедя
Рождается юная страсть!
«Я мудреца остановил…»
Я мудреца остановил, —
Вопрос был к старику:
– Когда напишут о любви
Последнюю строку?
Старик был очень удивлён —
Откликнулся не вдруг.
Казалось, притворялся он,
Что был не в меру глух.
Мудрец с ответом не спешил
(Степенность – знак ума!),
Он рылся в тайниках души,
Как будто бы дремал.
Но вдруг, блеснув зрачками глаз,
Он мне сказал в ответ:
– Написано немало фраз,
Их повторял весь свет.
Когда грядёт глобальный крах, —
Всеобщая беда,
И превратятся в жалкий прах
Гиганты-города.
Последний житель на Земле,
Свидетель катастроф,
Напишет кровью на скале:
«Да здравствует любовь!»
«Её пальцы дрожали, как струны…»
Её пальцы дрожали, как струны,
И ресницы скрывали глаза…
Мы тогда были чисты и юны, —
Ах, вернуть бы те годы назад!
Всё казалось пронизано светом,
В мире не было чёрных теней.
Я тогда не дождался ответа, —
Мы расстались на тысячи дней!
Нынче время иной круговерти
И иные пристрастья в цене,
Но, как прежде, как прежде, поверьте, —
Та же страсть оживает во мне!
Снова встретиться – горько и трудно:
Не придуман душевный бальзам!
Будут пальцы дрожать, словно струны.
И потуплены будут глаза!
«Вы мне приснились явственно и зримо…»
Вы мне приснились явственно и зримо, —
Ах, если б сны сбывались наяву!
Была бы жизнь моя неповторима,
Но, всё равно, – я вами лишь живу!
В цепочке дней бесчисленных и серых,
Когда надежды ускользает тень,
Я сохранял негаснущую веру,
Что встречу вас в один желанный день!
Всё было так, как я в мечтах лелеял:
Разлука прервалась в единый миг —
Мы в той же старой липовой аллее,
И та ж листва застенчиво шумит!
Не знаю, мы другие или те же,
Но прежняя в душе проснулась страсть. —
Так пусть она нас в горестях утешит,
Не даст в пути сломаться и упасть!
А время, равнодушное, как камень,
На всё набросит забытья покров…
Идут века, но властны над веками
Привязанность, и дружба, и любовь!
Исповедь
Вот существо идеи
(Искренне говорю!):
Верно, что не надеюсь,
Просто боготворю!
Сердцем не охладею,
Вечным огнём горю,
Царством одним владею:
Молча боготворю!
Время не друг, – седею
И становлюсь угрюм,
Роща годов редеет…
Пусть! Я боготворю!
Имя её рифмую,
Ради неё творю.
Нет же, не напрямую, —
Втайне боготворю!
В царстве у Берендея
Жмусь к огоньку, курю…
Может быть, я надеюсь,
Если боготворю?
«Из необозримой удалённости…»
Из необозримой удалённости,
Можно бы сказать – уже «из тьмы»,
Вдруг нахлынут детские влюблённости,
Будто бы сирень среди зимы!
Явственно, контрастно, осязаемо
Прошлое возникнет наяву!
До сих пор влюблённостью терзаемый,
Потому, наверно, и живу!
Время издевается и дразнится, —
Шлейф забвенья тянется вослед…
Девочки! Мои четвероклассницы!
Вам уже седьмой десяток лет!
Мы расстались до войны… Вы помните
Среднеазиатский гарнизон?
Время всё смешало в бурном омуте
(Говорят, – велик диапазон!).
Положите хоть тысячелетия
Между тем, что было и что есть, —
Всё равно, пока живу на свете я, —
Буду помнить первой страсти весть!
«Уже бросался сверху запах лип…»
Уже бросался сверху запах лип
В горячие объятия июля,
И дальних громов недовольный хрип
Тревожил в полдень работящий улей.
Уже стекали росы по утрам —
Обильные и щедрые, как реки,
И облака выстраивали храм —
Большой и белый, жаль, что не на веки!
Косили травы в заливных лугах,
Язи на стрекозу клевали дружно,
А у меня не унимался страх,
Что я для вас далёкий стал и чуждый!
Ещё до листопада долог срок,
И до отлёта птиц, считай, что вечность…
Я к вам вернусь, переступлю порог,
Для нас весна не будет быстротечной!
Менялись дни, гудели провода,
И Персеиды сыпались и гасли…
В каких календарях любви страда
Отмечена, как праздник, – ярко красным?
Эхо прошедшего времени
Нищий мир – наркоман и калека,
Не ходить нам по общей тропе!..
Облик женщины прошлого века
Мне почудился в гулкой толпе.
На параде безликих кварталов,
Где былого теряется след,
Не былинное чудо витало, —
Просто женщина шла по земле.
Нет, не просто! Сотри эту фразу!
Простоту не стыкуешь с мечтой!
Идеал романтических сказов,
Он, по собственной сути, святой!
Как живётся ей в нашей юдоли —
В суете, в маяте, в тесноте?
Кто она – Натали или Долли?
Или вовсе прозванья не те?
Я промедлил, – она растворилась,
Как туман, как фантом, как мираж…
Боже мой! Помоги, сделай милость, —
Пусть она возвратится хоть раз!
Всё ушло в ненасытную Лету,
Но остался немыслимый груз:
Обаянье старинных портретов
И романсов тревожная грусть!
«Я по-ребячьи становлюсь неловок…»
Я по-ребячьи становлюсь неловок,
Когда тебе довериться хочу.
Но я разрушу стены недомолвок, —
Влюблённому и это по плечу!
Спроси, что хочешь, – выскажу, не струшу,
Для слов моих галактики тесны! —
Так обнажают насыпи всю душу
На исповеди мартовской весны.
Весна – моя беда, моя вина!
Чем потчуешь: и горько мне, и сладко…
Над миром – голубая глубина,
И в ней я растворяюсь без остатка!