У - [40]

Мартин тащит меня в библиотеку и находит в энциклопедии статью «фобия». Там я прочел среди прочего, что «фобии, по мнению психоаналитиков, представляют собой невротическую реакцию на запретные мысли и импульсы, причем объект, вызывающий фобию, выступает в качестве символа запретного содержания».

Ну, вот это уж вообще какой-то бред! С чего бы вдруг у меня появились какие-то запретные мысли или импульсы. Со мной никогда ничего подобного не было! Чтобы у меня и вдруг появился страх перед самолетами из-за того, будто бы какие-то мои мысли (или импульсы) противятся чему-то запретному, что символизирует собой самолет! Еще чего не хватало! Даже подумать смешно. Просто я нервно отношусь к самолетам по той причине, что самолеты иногда падают и все, кто был в самолете, погибают. Между прочим, как раз недавно такое случилось. Самолет врезался прямо в море. Ба-бах!

И я же не один такой. Вспомним Денниса Бергкампа, нидерландского футболиста, он сейчас выступает за «Арсенал». Он тоже никогда не летает самолетами и пропускает матчи вне Лондона, если туда нельзя добраться на автомобиле. Но Бергкамп — это Бергкамп. Я же руководитель экспедиции. Тут все иначе. Меня очень возмутило, что большая и серьезная энциклопедия высказывает такие инсинуации по поводу моих мыслей и импульсов. И в результате я почувствовал, что мне все нипочем и море по колено, откуда-то вдруг явился такой кураж, что я решил плюнуть на всякие там фобии. Я подумал: раз так, ну и ладно! И мы с Мартином отправились в ближайшее бюро «САС» и купили билеты. На все про все хватило каких-то пятнадцати минут.

Я отправил факс в Клуб путешественников и сообщил, что планирую провести экспедицию в духе Хейердала, в некотором роде по его стопам, и потому хотел бы сфотографироваться с одним из членов моей команды рядом с их глобусом.

И вот мы с Мартином уже сидим в самолете. Вылет из Осло задержался из-за каких-то неполадок. Что-то надо было заменить, но что именно, нам никто не объяснил. Может быть, стульчак унитаза, а может быть, и крыло. Никакой информации не было обнародовано. Мы сидели в аэропорту и все курили и курили. Мартин курит все время разные сорта. У него нет приверженности к определенной марке. Мартин рассказывал мне, что как пойдешь покупать сигареты, можно просто свихнуться. Пускай, мол, лучше табачные короли не слишком на него надеются. Он собирается вот-вот бросить и потому сейчас накуривается впрок. Тут мы читаем в газете, что Фрэнк Синатра лежит в Лос-Анджелесе при смерти. Несомненно, это придаст особую остроту нашему пребыванию в Нью-Йорке, если окажется, что он при нас умрет. Мыслишка не слишком благородная, но все же. И вот теперь-то уж самолет наверняка свалится, раз я так подумал.

В аэропортовском автобусе случилось из ряда вон выходящее происшествие. Кто-то из пассажиров направился к шоферу с отвалившимся сиденьем. Дело было в час пик, народу много. Мужчина с громоздким сиденьем под мышкой протискивался вперед, и на лице у него было выжидательное выражение; очевидно, он-то думал, что шофер похвалит его или похлопает по плечу за то, что он такой внимательный, но получил холодный прием. Шофер попросил его вернуть сиденье на то место, откуда он его взял. Это было печальное зрелище. Мужик, как наказанный, потащился обратно через битком набитый салон. Это было плачевное зрелище. Такими мелкими поражениями весьма богата наша жизнь. Думаю, мне бы и в мысли не пришло тащить отвалившееся сиденье к шоферу, чтобы сообщить тому о поломке. А мужик так сделал. И схлопотал за это неприятность.

Мысли во время первого полета.

Мысль номер один. Я вижу полуостров Лабрадор. Там внизу лежит снег. Низкое солнце. Море.

Мысль номер два. Жизнь — это экстремальный вид спорта.

Мысль номер три. Я лечу со скоростью девятьсот километров в час, до земли отсюда десять тысяч метров, температура за бортом пятьдесят градусов ниже нуля.

Мысль номер четыре. Это место — между жизнью и смертью. Как раз, так сказать, посерединке.

Мысль номер пять. Если подумать, в таком месте находится сейчас относительно немного людей. Это как-то выделяет меня из толпы.

Мысль номер шесть. Только теперь, в возрасте двадцати девяти лет, я по-настоящему заинтересовался спортом. Раньше я считал, что спорт — это для дураков. Теперь я так больше не думаю. Мы с Мартином уже несколько раз говорили о мировом чемпионате по футболу, а на прошлой неделе у меня было пять интересных бесед о бобслее.

Мысль номер семь. Я доверил свою жизнь посторонним людям.

Мысль номер восемь (под впечатлением только что пролистанного журнала «Нэшнл джиографик»). An explorer is someone who goes to the edge of knowledge and brings back something new.[16] Туда-то мы и собираемся отправиться. The edge of knowledge.[17] Именно туда, и никак иначе.

В Нью-Йорке мы не теряли времени даром. Мы зарегистрировались в YMCA (Американской христианской ассоциации молодых мужчин), где можно получить дешевые гостиничные места. У Ассоциации есть пункт о христианской направленности ее деятельности, однако останавливаться у них можно и не будучи христианином. Мартин пошел принимать душ, а я стою и дожидаюсь, когда закончит говорить по телефону мужчина итальянской наружности. Повторив несколько раз «too much, too much», он наконец кладет трубку. Ну слишком так слишком! Такое не мешает и повторить несколько раз. Когда он закончил, я позвонил в Клуб путешественников. Они не ждали нас так скоро, вдобавок засомневались, можно ли позволить нам снимать в их помещении. «Послушайте!» — говорю я и сообщаю, что буду у них прямо сейчас.