У лодки семь рулей - [92]
Я спросил, был ли у нее дружок до меня.
— Был, — говорит, — только недолго.
Как сказала она мне про это, я чуть не задохнулся от ревности. И уж не смог удержаться: попрекнул ее, зачем она медное сердечко нацепила, небось прежнего дружка подарок, а после плюнул, да и пошел восвояси.
Остаток ночи провел у батраков из Рибатежо. Злость во мне кипела, и, чтоб заглушить ее, я все плясал с какой-то девахой и даже потом в темноте изловчился разок ее чмокнуть. Там-то и повстречался я снова с младшим Арренегой — Карлосом. Гладкий он стал такой, штаны на нем были в обтяжку и куртка, как у наездника. Уж и рад я ему был, соскучал я по однолеткам-то своим.
Я так и не вернулся больше в Вила-Франку, а с Жоаном Инасио, Брюзгой и остальными мы вскорости повстречались в Ломбо Тежо — они вдруг заявились туда всем скопом. Карлос Арренега пристроил меня на подходящую работу — до уборки. Как-никак четыре месяца твердого жалованья и приятель рядом, было с кем вспомнить Жеронимо. Я часто его вспоминал.
Глава двенадцатая
Вода и тоска
Ломбо Тежо — остров посреди реки. Припоминаете? Я до той поры ни разу там не бывал, и поначалу все мне чудилось, что я не на острове, а на корабле.
Явился я к управляющему чин чином: и лопатка, и одеяло, и котомка с котелком — все при мне было. Но больно молод я ему показался — землекопы все больше люди бывалые. Тут я, понятно, молчать не стал, — пусть, думаю, знает, с кем имеет дело, — и говорю ему: я, мол, на Лебяжьем острове был, и ежели всю Лезирию не затопило, так это нас благодарить надо — меня и товарищей моих. Он на мои слова только рассмеялся: дьявол его поймет, чего ему вдруг смешно сделалось. После-то догадался я, что он про себя тогда замыслил: мол, погоди, парень, приедут землекопы — я тебя выведу на чистую воду, они небось и в глаза тебя не видывали.
Да только ничего у него не вышло. Не успел баркас с землекопами причалить к острову, как Брюзга — он меня первый увидел — сразу завопил:
— Эй, Белая Лошадь! Здорово, Белая Лошадь!
На этот раз управляющий и не подумал смеяться, Поместили нас в большом крытом бараке: крыша была наполовину тростниковая, наполовину цинковая. Все постройки — и фермы, и складские помещения, и амбары — глядели на юг. Ярко зеленели поля. Погода для хлебов стояла отменная.
А Тежо все больше и больше наливался водой из горных рек и разбухал с каждым днем. Мутный, глинистый. И мчал, злыдень, что есть духу, будто его в Лиссабоне с наградой ждали.
Хозяин натерпелся страху, когда река чуть было не прорвала плотину на Лебяжьем острове, и теперь решил укрепить валы и с северной стороны, для чего закупил две баржи с камнем. Рабочие, по двое, сновали, как муравьи, подтаскивая камень на носилках к дамбе, а шестеро женщин нарезали ивняк для фашин.
На ночь выбрал я себе в бараке местечко поудобнее, в том отсеке, где крыша была из тростника, потому как не мог выносить, когда дождь начинал грохотать по цинковым листам. Кругом на циновках спали землекопы, а в южном отсеке устроены были клетушки для семейных, чтоб удобнее им было.
На душе у меня было неспокойно. Наши котомки и одеяла висели на шестах под самым потолком — крысы свободно разгуливали по бараку и с голодухи могли запросто сожрать нас самих, а не то что наши припасы. Пришлось мне тряхнуть стариной и припомнить, как я приручал этих тварей в лавке у Лобато. Я стал каждую ночь крошить им хлеб у стенки, где я укладывался на ночь, и помаленьку они приучились съедать его у самых моих ног. Товарищи потешались над моей затеей: дескать, не иначе как я собираюсь показывать дрессированных крыс на ярмарке в Вила-Франке.
Ночь стояла лунная. Цинковая часть крыши была сплошь усеяна дырочками от гвоздей (не первый барак она покрывала), и сквозь эти дырочки пробивался свет луны и ложился на утоптанный пол крохотными звездочками. А одна такая звездочка упала прямо мне на лицо.
Управляющий приказал лампу в бараке затушить, чтоб, значит, семейных не стеснять. Ну, ясное дело, промеж холостых тотчас пошли разные шуточки да прибауточки, один перед другим норовил отмочить что посолоней да позабористей. Наконец вроде все угомонились, начали засыпать. Не знаю как кто, а я полночи промаялся: раззадорили меня эти разговоры и так и тянуло послушать, что там на семейной половине делается.
Утром занес я на кухню свой котелок с фасолью и рисом и отправился к месту, где мы должны были работать. На дороге-то и перехватил меня Жоан Инасио и стал допытываться, как, мол, у меня с его дочкой, может, досадила она мне чем или надерзила, вроде как ее мать, — так он в субботу ее хорошенько проучит. Я, понятно, говорю: да ничего подобного, ничем она меня не обидела и непременно, мол, я приду с ней повидаться. А сам про себя думаю: берегись, парень, не то быть бычку на веревочке.
Разбили нас на две команды. Женщины и дети подтаскивали землю.
— А ну, ребята, давай живей, кончай смех! — покрикивал десятник не столько из надобности, сколько из того, чтоб себя показать: с ним, дескать, шутки плохи, знает он нашего брата землекопа — рассуждать больно горазды: люди не скоты и прочее. Брюзга кивнул в сторону Тежо и, насупившись, пробормотал:
Новеллы португальских писателей А. Рибейро, Ж. М. Феррейра де Кастро, Ж. Гомес Феррейра, Ж. Родригес Мигейс и др.Почти все вошедшие в сборник рассказы были написаны и изданы до 25 апреля 1974 года. И лишь некоторые из них посвящены событиям португальской революции 1974 года.
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы."Даже разъединенные пространством, они чувствовали друг друга. Пространство между ними было заполнено неудержимой любовной страстью: так и хотелось соединить их – ведь яростный пламень алчной стихии мог опалить и зажечь нас самих. В конце концов они сожгли себя в огне страсти, а ветер, которому не терпелось увидеть пепел их любви, загасил этот огонь…".
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы."Написано в 3 часа утра в одну из мучительных ночей в безумном порыве и с чувством обиды на непонимание другими…".
Антонио Алвес Редол — признанный мастер португальской прозы. «Яма Слепых» единодушно вершиной его творчества. Роман рассказывает о крушении социальных и моральных устоев крупного землевладения в Португалии в первой половине нашего столетия. Его действие начинается в мае 1891 гола и кончается где-то накануне прихода к власти фашистов, охватывая свыше трех десятилетий.
Антонио Алвес Редол – признанный мастер португальской прозы. "Терзаемый безысходной тоской, парень вошел в таверну, спросил бутылку вина и, вернувшись к порогу, устремил потухший взгляд вдаль, за дома, будто где-то там осталась его душа или преследовавший его дикий зверь. Он казался испуганным и взволнованным. В руках он сжимал боль, которая рвалась наружу…".
Роман выходца из семьи рыбака, немецкого писателя из ГДР, вышедший в 1956 году и отмеченный премией имени Генриха Манна, описывает жизнь рыбацкого поселка во времена кайзеровской Германии.
Новая книга от автора «Толерантной таксы», «Славянских отаку» и «Жестокого броманса» – неподражаемая, злая, едкая, до коликов смешная сатира на современного жителя большого города – запутавшегося в информационных потоках и в своей жизни, несчастного, потерянного, похожего на каждого из нас. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.