У края темных вод - [55]

— Я так понимаю, это Мэй Линн и деньги?

— Ага, — кивнула я. — Пока нам даже удалось не перепутать, где что.

С этими словами я выползла из каюты, и мы с Джинкс отвязали плот. Джинкс сообразила примотать шесты бечевкой к плоту, так что теперь мы отрезали веревку, взялись за шесты и отвели плот от берега.

Дождь еще шел, но все ленивее и ленивее, и река уже не так пучилась и пенилась, как раньше. Когда мы отошли от берега, Джинкс взялась за штурвал, а я, переходя с одной стороны плота на другую, продолжала отталкиваться шестом до тех пор, пока не перестала чувствовать дно. Поначалу мы не видели, что там впереди, но мы подвигались вперед и ждали рассвета — я заметила его первой, занимавшуюся за деревьями нежно-розовую зарю, а потом и ярко-красное горячее яблоко выплыло и заполнило собой небо.

Он был отрадным и обнадеживающим, этот свет, и, как всегда, когда заканчивается ночь, все кажется лучше и веселее, хотя порой это лишь иллюзия, как сказал бы Терри. Но, как говаривала более прозаичная Джинкс, «по крайней мере, на свету ты видишь, что к тебе подбирается».

Посветлело только небо, река оставалась черной, будто смертный грех, густо кипели в ней, терлись друг о друга ветки и листья. Я различила в этой массе мертвого опоссума, а потом и змею, каким-то образом утонувшую в бурю. Воздух пропитался запахами земли. Постепенно солнце поднялось достаточно высоко, чтобы превратить воду из черного кофе в молоко с примесью какао. Зачирикали птички, замелькали деловито между деревьев. День прогрелся, отчасти просохла и моя мокрая одежка.

Я сменила Джинкс за штурвалом, а она перешла на передний край плота, готовая в случае надобности оттолкнуться шестом или подгрести веслом. Мама выбралась из каюты со своим мешком и выдала нам с Джинкс понемножку сушеного мяса. Я совершенно точно знала, что из дома проповедника мы таких припасов не брали. Мясо местами отсырело — там, где мешок протек, — но все-таки было вполне съедобно. А вот воды у нас не оказалось совсем, а пить хотелось так — я бы и с медведем ради глотка воды подралась.

Выполз из каюты и Терри, тоже принялся грызть сушеное мясо.

— Ты как? — спросила я.

— Терпимо, — ответил он, выставляя напоказ перебинтованную руку.

— Преподобный подавал признаки жизни? — поинтересовалась я.

— Один раз выпустил газы, но за исключением этого непроизвольного физиологического отправления он нем как могила.

— Боюсь, он не оправится, — вздохнула мама.

— Ему ничуть не хуже пришлось, чем любому из нас, — заметила Джинкс.

Я-то знала, что случилось с преподобным в детстве, и понимала, что нынешние события добавились к тому грузу, который он издавна волочил за собой, и вроде как сбили преподобного с ног. Можно сказать, на человека обрушился целый ящик кирпичей, и самый последний его добил. Но я не стала рассуждать про это вслух, потому что Джинкс ничего об этом не знала, а мама не знала, что я подслушала их разговор, так что не стоило и поднимать эту тему.

Течение все еще несло нас довольно быстро, солнце подсушивало промокшую одежду. Похоже, дела пошли на лад, решила я, от Скунса мы оторвались и скоро окажемся так далеко, что он нас уже не догонит.

Я позволила себе помечтать насчет денег и как бы я могла распорядиться ими. Думала я и о прахе Мэй Линн, хотя кто-то внутри меня все еще сильно злился при мысли о том, как эта проклятая банка с пеплом чуть было не утопила меня. Кажется, я продолжала завидовать красавице Мэй Линн даже мертвой.

Река начала сужаться, издали послышался какой-то грохот и рокот, такой оглушительный, что я поначалу приняла его за гром и подумала, что нас снова зальет. Но нет, небо оставалось все таким же ярким и голубым, без туч, только пушистые перистые облака, ни малейшей приметы надвигающейся грозы.

— Что это? — спросила я Терри, перебравшегося поближе ко мне.

— Не знаю, — ответил он.

— Это река, — крикнула Джинкс (она опять сидела за штурвалом).

Мы вошли в узкое русло, где вода двигалась ускоренно — так торопливо проскакивают последние капли чего бы то ни было в воронку. Впереди река снова расширялась, и шагах в пяти от горловины вода начинала, бурля, двигаться по кругу, словно кто-то размешивал ее гигантской ложкой, и ревела она, как разъяренный зверь.

— Водоворот, — выдохнул Терри.

Про водовороты мне мало что было известно, но Дон рассказывал о своем приятеле, как тот попал в водоворот и его засосало и он пошел ко дну прежде, чем ему успели помочь, а нырять за ним в воронку никто не стал, потому что туда нырнешь — не вынырнешь. Дон говорил, все ждали, пока вода сама выбросит этого парня, и она его выбросила — дохлого, как известия о прошлогодних выборах.

— Выхода нет, — сказала я. — Придется проплыть через водоворот.

По обе стороны от воронки берег был не из мягкой глины, как повсюду на реке, а весь покрыт здоровенными плоскими камнями, наваленными друг на друга, как блины на тарелке. Я прикидывала, как же нам быть, и тут мама, покачиваясь, выбралась снова из каюты и сказала:

— Мы там перевернемся.

Спасибо, только этих слов и недоставало. И без того было ясно, что перевернемся, если нас так и будет нести, и изменить нашу судьбу могло разве что Божье чудо, да такое чудо, которое признала бы и Джинкс: чтобы плот приподняло, перенесло над водопадом и прямо в спокойные воды.