У красных ворот - [61]

Шрифт
Интервал

…Мать говорила Вике:

— Ты ему все условия создай дома, чтоб он твою заботу и любовь чувствовал. Посвяти себя мужу полностью. Отдай мне ребенка на это тяжелое время. Ему так куда легче будет переносить эти преследования. И как допускают над таким человеком издеваться!

Так Полина Петровна квалифицировала ту работу, которую корреспонденты и сотрудники КРУ после ростовского филиала вели в институте у Звягинцева.

И без материнского совета Вика по отношению к мужу была сама внимательность и доброта. Дома Валентин Васильевич больше молчал, предпочитал не произносить даже «да» и «нет», а кивать утвердительно или отрицательно головой. Вика не задавала вопросов, не лезла, что называется, в душу. Правда, однажды все же совершила оплошность.

— Валюта, — сказала она, — не пропадем, даже если ты на некоторое время будешь без работы. Зарабатываю я прилично, а время придет — ты снова в люди выйдешь. Такие, как ты, быстро поднимаются.

— Дожил, дожил… — сокрушенно проговорил Звягинцев. — Жена берет меня на иждивение ввиду временной нетрудоспособности.

— Валя, милый, я ж от души. Просто хотела сказать, что ты мне как человек дорог.

Звягинцев молчал. «Что же, сказанное Викой — один из возможных вариантов», — подумал он.

Валентин Васильевич был реалистом, понимал, что после публикации статьи он потерпел крах.

На коллегии министерства Политковский, когда решался вопрос о Звягинцеве, заявил:

— Поймите, он директор молодой, коллектив, которым руководит, выдвинул его в свое время. Звягинцев впервые на руководящей должности. Да, наказать надо, но не следует рубить сплеча, лишать возможности исправиться и стать полноценным руководителем. У него есть для этого все данные.

Министерство освободило Звягинцева от директорства. Взыскало с него стоимость двухнедельной свадебной поездки в Кабардино-Балкарию, трудовых соглашений на проектирование квартирного интерьера, сумму незаконно полученных премий… Звягинцев был назначен начальником технического отдела одного из промышленных объединений министерства.

Политковский сказал Звягинцеву:

— Ничего не поделаешь, Валентин Васильевич, придется пережить этот трудный период. Все могло быть гораздо хуже, поверьте. Но будущее за вами.

— Кому как не мне, это понимать, Игорь Борисович. Я отлично знаю, как обязан вам, что так все разрешилось. Это оптимальнейший вариант в данной ситуации. Я ваш должник на всю жизнь.

И когда Валентин Васильевич, придя домой, рассказал Вике о своем новом назначении и разговоре с Политковским, о том, что наконец кончилась беспросветная темнота тоннеля и впереди забрезжил свет, она бросилась к мужу и, прижавшись к нему, разрыдалась. Он обнял ее.

— Настоящий ты мой и единственный, — говорила она сквозь слезы, невольно повторяя слова, сказанные когда-то матерью о том, кем является для Вики Звягинцев. — Кончились, кончились, милый мой Валюшенька, наши несчастья.

— Да, Викочка, кончились… Мы еще себя покажем.

Сжав челюсти и выдвинув подбородок, Звягинцев холодно и зло смотрел поверх головы жены в то самое будущее, которое, по словам Политковского, за ним, за Звягинцевым.

Сцена эта происходила в пятницу, как раз накануне той субботы, когда Любовь Ионовна сказала, что Вике, наверное, не очень сладко. Выходит, Любовь Ионовна ошиблась.

…Семья Гречанных продолжала еще сидеть за столом. Завтрак заканчивался. Сергей допил свой чай с медом и поднялся со стула.

— Сережа, ты сейчас уходишь?

— Нет, мама, буду работать.

Уже к вечеру Любовь Ионовна постучала в дверь комнаты Сергея.

— Да, да, — ответил он.

Войдя она увидела спину сына, склоненную к письменному столу, и спросила, как когда-то Елена Анатольевна:

— Сереженька, ты не хочешь чаю с твоим любимым печеньем?

— Спасибо, мама. С удовольствием, — сказал он, не оборачиваясь.

Сергей писал повесть о Придорожном.


Еще от автора Юрий Ильич Каменский
Начдив четырнадцать

Свершилась в 1917 году Октябрьская Социалистическая революция, и Александр Пархоменко стал командиром Красной Армии. О его легендарных подвигах в гражданской войне и рассказывается в этой книге.


Рекомендуем почитать
Человек и пустыня

В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Лейтенант Шмидт

Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.


Доктор Сергеев

Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.


Вера Ивановна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы радиста

Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.