У кладезя бездны. Часть 4 - [76]

— Выпивка делает друзьями только алкоголиков — отрезал барон — Аргентина, верно?

— А вы проницательны…

— Это наше вино, синьор… — заговорил человек в черных полицейских очках — вино нашей родины, страдающей от разгула анархии. Вино красное как кровь. Выпейте его, синьор, чтобы хоть немного узнать мою родину…

Барон не притронулся к налитому бокалу

— Вы говорите про кровь. Вам не кажется, что у вас проливается слишком много крови, чтобы это можно было считать нормальным? Как насчет тех студентов, а?

— Какие студенты, синьор. Да это коммунисты!

— Это не повод направлять броневики и обстреливать студенческий городок.

— Позвольте нам сами, синьор, решать в нашей стране, как нам бороться с коммунизмом. Вижу, у вас с коммунизмом не борются и дела обстоят все хуже и хуже. Может вам стоит взять пример с нас, а, депутат?

— А как насчет расстрелянных священников. Может, они тоже были коммунистами?

— Нет, они укрывали их в храмах…

Сантелли поднял свой бокал, даже видя, что никто не следует его примеру.

— За процветание, господа!

Человек в черных очках поднял бокал, но пить не стал.

— Барон, вы уже понимаете, зачем мы пришли? — спросил Сантелли, хлебнув вина и решив, что пора переходить к делу

— Да уж понял…

— Тогда перейдем прямо к делу…

Человек в черных полицейских очках запустил руку в сумку и достал оттуда пачку купюр в банковской упаковке.

— Полмиллиона лир, синьор. В качестве залога нашей дружбы. Дружба с Аргентиной — не улица с односторонним движением.

Аргентинцы, связанные с крайне правыми, просчитались и сильно. Это был семьдесят шестой год, мосты дружбы только намечались. Общество в Италии еще не было серьезно расколото, не радикализовалось, крайне правых, как и крайне левых было слишком мало. В семьдесят шестом существовала лишь ограниченная группа людей, поддерживающих Аргентину — в Консульте, в Палате депутатов, побольше — в Сенате, приближенных Короля. Часть занимали такую позицию из-за денег, и только часть — по геополитическим соображениям. Тогда еще аргентинские военные не окончательно разругались с североамериканцами, их сводная дивизия даже воевала в ЗАПТОЗ. Сил у аргентинского лобби, чтобы дать депутату Полетти многолетние ассигнования на дорогу не было — и они решили дать денег лично барону.

И просчитались в этом. Барон был аристократом, и он был честным человеком. С одной стороны — сейчас у него хватало денег. С другой стороны — он еще не забыл, что такое честь. Подкупить аристократа — было намного сложнее, чем подкупить простолюдина.

Барон отрицательно покачал головой

— Неужели я так дешево выгляжу?

Человек в черных полицейских очках повторно запустил руку в сумку и положил на стол еще одну пачку.

— Вы правы. Миллион. Для ровного счета. Скажите, кому еще нужно дать в вашем комитете, чтобы вопрос прошел.

Барон снова покачал головой

— Вы меня утомляете. Идите вон.

Человек в черных полицейских очках начал выкладывать на стол новые пачки.

— Три миллиона. Никто не узнает о нашей дружбе, не переживайте. У нас уже много друзей.

Барон улыбнулся

— Вероятно, вы судите людей по себе. У вас нет друзей, у вас есть работники. Пока вы платите — они будут работать на вас. Как только кто-то заплатит больше — они станут работать на других. Вон, тот же Сантелли. Вы думаете, что он действительно ваш друг?

— Можете мне не верить, барон — сказал Сантелли — но я действительно друг Аргентины. Эти люди ведут войну…

— Против собственного народа… — сказал барон — я и забыл. Да… такой человек как вы может и впрямь стать другом Аргентины…

— Сколько вам нужно?

Барон уже забыл о дороге. Да, он играл по правилам — но он был достаточно самостоятельным игроком, чтобы позволить себе самостоятельно выбирать партнеров по игре. Аргентинцы — были последними, с кем бы он хотел сесть за стол. Барон не был коммунистом — но считал, что даже методы Муссолини были чрезмерными, а уж аргентинцы…

— Нисколько.

— Вы так богаты? — спросил Сантелли с уже откровенной злобой в голосе. Барон слышал, что отец Сантелли лишился довольно приличных участков земли в Триполитании, на которых обнаружили нефть. Да как лишился — просто заложил их банку, а деньги прокутил. Сантелли был вынужден начинать с нуля, такие люди обычно испытывают злобу по отношению к другим людям, к обществу, потому что считают себя несправедливо лишенными того, что они заслуживали по праву. Барон родился в счастливой и довольно состоятельной семье и потому, как все европейские аристократы испытывал чувство вины за свое благополучное происхождение и старался как-то загладить его.

— Вполне.

— Да… — сказал человек в черных полицейских очках — скорее всего, вы и в самом деле не испытываете нужды. Кто же будет испытывать нужду, отмывая деньги мексиканской наркомафии.

— Теперь вы оскорбляете меня в моем доме — заметил барон — я, кажется, уже сказал вам идти вон.

Человек в черных полицейских очках аккуратно собрал деньги обратно в сумку. Вместо денег — выложил на стол папку с документами. Барон только сейчас заметил, что у этого человека — руки в тонких перчатках телесного цвета.

— Несомненно, господин барон… Вы правы в одном — если вы не хотите дружить с нами, вы будете работать на нас. Ознакомьтесь с этими документами на досуге. Спросите вашу очаровательную молодую жену, что они обозначают. Она может вам не ответить… мексиканская кровь горяча, а если в сочетании с итальянской… Но вы все равно спросите…