У истоков Золотой реки - [35]

К концу дня плот пристал к устью Сеймчана. Они выгрузились на берег. Долгое, но очень интересное и нисколько не утомительное путешествие по Буюнде было закончено. В сущности сплав по рея и маршрутная съемка долины были, скорее, отдыхом от напряженных работ предыдущего года.

— Это вроде двухнедельного отпуска нам вышло! — заклюю поездку промывальщик Майоров.

Сеймчан (ныне довольно большой районный центр) в то время! был крошечным таежным якутским поселком. Около десятка! рубленых якутских юрт рассыпалось вдоль необыкновенно живописной долины. Посреди поселка поднималась старая, посеревшая от времени деревянная миссионерская церковь с шатровой колоколенкой. Церковь использовалась под какой-то сельский склад, якуты уже стали забывать о тех временах, когда они исповедовали чуждую им по духу и непонятную христианскую религию.

Долго жители Сеймчана и расположенного выше по Колыме! Таскана относились с опаской ко всем русским, включая экспедицию Билибина и особенно старателей оглобинской артели. Сказывалось отсутствие при экспедиции умелого посредника, который! смог бы разъяснить, что эти русские вовсе не те, что были здесь до революции, и что геологи никакого зла местным жителям не желают и не причинят. Однако постепенно отношения между приезжими и коренными жителями стали налаживаться. Аккуратность в расчетах за наем оленей и лошадей, щедрая расплата за местные продукты и, главное, дружеское отношение к якутам и эвенам — все это сломило лед отчуждения. Не желавшие что-либо) продавать экспедиции, когда та жестоко голодала в начале прошлой зимы, сеймчанцы и тасканцы теперь совершенно изменились: они сами возили на Среднекан мясо, оленьи шкуры, масло, молоко и даже ягоды в обмен на чай, махорку, табак и деньги.

Сеймчанцы радушно встретили Цареградского и, угостив его, по якутскому обычаю, сбитой сметаной, кирпичным чаем, пресными лепешками и маленьким кусочком замызганного сахара, обещали арендовать до зимы десять — двенадцать лошадей с каюрами. Кроме того, он купил здесь еще две долбленые лодочки в добавление к той, что у него была: ведь отсюда предстояло плыть вверх по Колыме еще по крайней мере сто километров, до устья Среднекана.

Лошадей дожидаться не стали: пришедшие к палатке якуты сказали, что их пригонят с пастбища не раньше чем через неделю. Не желая нарушать сроки возвращения, о которых было договорено с Билибиным, Цареградский решил отплыть завтра же.

Утром 4 июля три маленькие легкие лодочки отошли от устья Сеймчана и, придерживаясь берега, где течение послабее, одна за другой направились вверх по реке. Брошенный плот, сиротливо приткнувшийся к косе, вскоре скрылся за поворотом.

Долина Колымы между Сеймчаном и Среднеканом очень живописна. То справа, то слева к воде спускаются лесистые крутые склоны. Потом река, широко расплескавшись по внезапно раздвинувшейся долине, гремит перекатами, и на ней вырастают многочисленные острова. Нависшие над водой тополя и ивы почти скрывают узкие протоки, которые уходят куда-то вдаль просвеченными солнцем коридорами. Иногда река круто изгибается, и тогда перед путешественником предстают неожиданные дали и новые горизонты. Безмолвие широких плесов нарушается то утиным кряканьем, то далеким гоготаньем гусей, то внезапным всплеском ударившей хвостом рыбы.

По пути на Среднекан Майоров продолжал опробование боковых притоков. На полдороге от Сеймчана они снова напали на признаки золотоносности: на одной из галечных кос в лотке оказалось несколько крошечных золотинок. Итак, они опять вошли и пределы золотоносной зоны. Одна из ее границ, восточная, могла быть теперь точно отмечена на карте. Поразительным казалось лишь то, что геологическая обстановка при этом совсем не изменилась. Перед глазами тянулись все те же тонкоплитчатые черно-серые глинистые сланцы и песчаники, которые были совершенно «пустыми» вдоль всего буюндинского маршрута.

«Итак, сланцево-песчаниковая формация, — думал Цареградский, — лишь вмещающая среда для золоторудных месторождений и сама по себе признаком для поисков служить не может. Граниты тоже золота с собой не несут. Следовательно, источником золотоносности являются лишь кварцевые жилы и порфировые дайки?» Будущее показало, впрочем, что эти первоначальные выводы, будучи близкими к истине, все же не охватывали ее целиком. Некоторые гранитные массивы оказались также золотоносными, хотя и в гораздо меньшей мере, чем догранитные порфировые дайки и кварцевые жилы. Однако откуда берется золото в этих жилах и дайках? Прямая между ними связь или косвенная? И не происходят ли те и другие из одного общего, нам еще неизвестного источника? (Эти вопросы, мучившие в то лето геологов, оказались настолько сложными и противоречивыми, что споры длятся и по сей день и какого-либо единого, безусловно восторжествовавшего решения все еще не существует.)

Цареградскому впервые приходилось плыть на одноместных якутских лодочках против течения. Он был удивлен скоростью, которую они при этом развивали. Легкие, отполированные руками и водой «ветки», казалось, выскакивали при каждом гребке и быстро скользили, еле касаясь волн. Правда, в каждой из этих похожих на байдарки лодочек сидел здоровый мужчина, обуреваемый желанием поскорее попасть «домой» и не желавший отставать от товарищей. Цареградский почти всегда плыл впереди маленькой флотилии: сказывалась молодость и часто выручавшая в жизни спортивная тренированность. Кроме того, и ему не терпелось вернуться на Среднекан, к товарищам. Правда, огорчала собственная неудача: ведь нигде, кроме последних проб, они не обнаружили золота. Но молодость доверчива, и он не сомневался, что зимние находки на Среднекане были лишь началом чего-то большего!