У истоков нового сознания - [3]

Иллюзорна, обманчива и прочность двухэтажных, обнесенных заплотами из смоляных и пихтовых плах хором Епифана Криворукова, братьев-скопцов, крупных и мелких торгашей, обирал, мироедов. Самозабвенно увлеченные хлопотами по приумножению богатства, старательно набивающие мошну, насмерть бьющиеся с конкурентами, они будто и не примечают, не чувствуют грозящей смести их лавины народного гнева. Но и до того, как это случится, бездомность неотвратимо поражает их. Ибо, в чем красноречиво убеждает вся история рвущихся в купеческое сословие Криворуковых, строить свой дом, разоряя дома других, - верный способ прийти к нравственному и физическому вырождению, к разрыву внутренних, духовных семейных связей - этой первоосновы истинной домашности.

И вовсе не случайно то особенное внимание, которое уделяет автор "Сибири" семье Лукьяновых. Глава этой большой и дружной трудовой семьи, коренной житель села Лукьяновки, охотник и землепашец, знаток тайги, умный, думающий, грамотный, немало доброго и полезного перенявший в общении со ссыльными интеллигентами-революционерами в учеными-землепроходцами, у которых не однажды бывал проводником в экспедициях, Степан - натура самобытная, сильная, самостоятельная. Именно он выступает в романе как олицетворение семейности, хранитель Дома в высшем, духовно-нравственном смысле.

Неутомимый труженик и умелец, Степан живет в скромном достатке не потому лишь, что многодетен. Общая забота для него превыше личного интереса. В разгар мировой войны он, уходя на таежный промысел, собирает в артель подростков, чьи отцы и старшие братья погибли либо находятся на фронте. С такой артелью не много добудешь. Но Степан без сожаления принимает личный ущерб, потому что если не он, то кто же научит нелегкому промысловому делу осиротевших юнцов. Да и малый охотничий трофей - великое подспорье в оголодавших солдатских семьях.

Радея за справедливость, душевно щедрый и мягкий Степан тверд и непримирим. Неизменно бросается он в гущу хмельного побоища разнимать драчунов, когда "край на край" сходятся коренные жители Лукьяновки с полтавскими переселенцами. Сурово строг Степан и в оценке браконьерского шишкования Кондрата Забабурина. Многодетный бедняк Забабурин, не дождавшись полного вызревания ореха и коллективного сбора и дележа урожая, тайно добыл в общественном кедровнике несколько возов шишек. На сельском сходе, обсуждавшем поступок Кондрата, именно Лукьянов настаивает, чтобы украденный орех конфисковать в пользу деревни, а самого Забабурина лишить права пользоваться кедровником на три года.

Степану по-человечески жалко Кондрата, жалко его ребятишек. Он знает: не от хорошей жизни решился односельчанин на преступление. Но он понимает и другое: только неотвратимостью и ощутимой строгостью наказания можно уберечь богатства окрестных лесов от расхищения, сохранить их для нынешнего и будущих поколений.

В эпизоде с Забабуриным отчетливо выступает тот факт, что дом в сознании Лукьянова далеко не ограничен стенами собственной избы и подворьем. Дом - это и родная деревня, и прилегающая к деревне тайга. То и другое равно и личное для него, и общее - деревенское, мирское, народное. Общее для него не значит бесхозное, "ничье", абстрактно "наше". Оно лишь кровно ближе оттого, что служит не одному тебе, а многим, и потому еще сильнее нуждается в защите и хозяйски-рачительном сбережении.

Примечательно, что в лукьяновской семье дети, вырастая, становятся на путь революционной борьбы. И дочери Дуня и Маша, и младший в семье шестнадцатилетний Степка связаны с нелегальным большевистским центром в Томске, выполняют ответственные партийные поручения. Степан и его жена Татьяна Никаноровна, конечно, не готовили детей в сознательные борцы против существующего в России строя. Но личным примером они воспитывали в детях то нравственное отношение к жизни, которое в высокой степени присуще им самим. Они вырастили дочерей и сына честными, способными к состраданию, горой стоящими за справедливость, не приемлющими подлости, лжи, произвола. Во всей полноте сумели они передать им народную идею домашности, в которой далеко не последнее место отведено супружеской верности и трезвому образу жизни. И всего этого оказалось достаточно, чтобы, придя в город и влившись в ряды рабочего класса, младшие Лукьяновы восприняли большевистскую агитацию как выражение собственных чувств и надежд.

Столетняя жительница Лукьяновки Степанида Семеновна субъективно далека от революции, тем более от большевизма, о котором она, возможно, и не слыхивала. Но есть мудрая закономерность в том, что именно в ее избе скрывается после побега арестованная урядником за большевистскую агитацию Катя Ксенофонтова. Не зря деревенское прозвище старухи - Мамика. В этом имени - общее признание сельским "миром" верховного авторитета Степаниды Семеновны, с которым вынуждены считаться даже урядник и стражники. Мамика - как бы праматерь всех лукьяновцев, строгая и справедливая. За долгие годы жизни в ней откристаллизовались наиболее плодотворные и потому бессмертные черты народного духа: изустно передаваемые от поколения к поколению опыт и знание, понятия о совести и чести, повелевающие всегда занимать сторону обиженного и сирого, гонимого и бедного.