У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана) - [9]

Еврейские рукописи Мертвого моря

Семь свитков изIпещеры: Устав общины, Устав войны,[24] полный текст книги пророка Исайи, фрагменты текста пророка Исайи (с главы 38-й до конца), гимны, комментарий к Хаваккуку, апокрифическая книга Бытия (на арамейском языке) и др.

Медный свиток, прозванный «Свитком сокровищ» (из III пещеры).

Общинная библиотека: отрывки комментариев Библии, патриаршие благословения, богослужебные молитвы, гороскопы, книга мистерий, плачи, различные апокрифы (из IV пещеры).

Псалтирь (пять новых псалмов) и текст от Малки-цидека (из XI пещеры).

Документ, прозванный Дамаскским, найденный в ге-низе (священной сокровищнице) синагоги, посвященной Ездре, в старом Каире и в отрывках обнаруженный в IV и VI пещерах Кумрана.

Эти рукописи были спасены от гибели и спрятаны с наивными, но действенными уловками в бесчисленных пещерах Кумрана в той части побережья Мертвого моря, которая славилась минеральными богатствами (отсюда наименование Мертвого моря — «Асфальтовое озеро», которое ему дали географы). Мы знаем наверняка, что рукописи были спрятаны В момент появления римских завоевателей во времена первого великого иудейского восстания, подавленного легионами Веспасиана и Тита между 67 и 73 г. н. э. Мы знаем также, что обладатели рукописей, выступившие на священную борьбу, победный исход которой они предсказывали в некоторых своих писаниях (особенно в трактате «Война сынов света против сынов тьмы»), были все истреблены, так что никто из них уже не смог вернуться назад, чтобы забрать документы, свидетельствовавшие об их вере и их химерических надеждах.

Случайное открытие обнаружило рукописи лишь через девятнадцать столетий, уже после 1945 г. Отдельные находки отмечались также и до того. В средние века поисками древних рукописей занимались некоторые раскольнические еврейские группы — «караиты», или «преданные пещерам», но их деятельность была во всех отношениях непостоянной и незначительной. Новейшие раскопки выявили археологические остатки других родственных общин в пяти селищах, расположенных на протяжении 2 км вдоль берега Мертвого моря, примерно в 15 км к югу от основного селения Кумрана. Там были найдены светильники и монеты времен Ирода Великого Архелая и Агрип-пы I, примерно 42–46 гг. н. э., почти 600 могил того же типа, что и в Кумране, с еврейскими надписями, очень сходными по начертанию с письменами ранее найденных свитков. Так называемый «Дамаскский документ», открытый в конце прошлого века в тайнике одной каирской синагоги, напоминал о существовании некоей мессианской общины и давал ей своего рода право на существование с того момента, когда «единственный учитель» был взят на небо, и вплоть до пришествия мессии Аарона и Израиля.

Мессианские группы были, таким образом, гораздо более тесно сплочены и распространены, чем можно было думать.

Нельзя исключать, что аналогичной, завершившейся исчезновением, была судьба еврейских и арамейских текстов, в которых была запечатлена память о другом пророке и реформаторе — «галилейском учителе», главе отколовшейся группы, преследовавшейся, вероятно, жреческой аристократией и правящими кругами, сотрудничавшими с римскими оккупантами. Что-либо более определенное мы, возможно, узнаем об этом в один прекрасный день новых открытий. Но это все — из области предположений. Исторически достоверным является лишь то, что при всех исходах разыгравшейся в Палестине Драмы, которая была сама по себе достаточно локальной, о чем повествуют евангелисты, рассказ о событиях и его перевод, не только с филологической, но, прежде всего, с содержательной стороны, могли быть осуществлены только за пределами самой Палестины, в кругах иудаистской иммиграции, в контакте с носителями эллинистических языков и нравов.

Все это, естественно, лишает новозаветную литературу какой-либо ценности непосредственного текстуального источника. Профессиональные теологи и историки тщетно пытаются выйти из этой ситуации, исходя из фидеистских предпосылок, не прибегая к каким-либо рациональным умозаключениям, точно так же, как поступали поколения христиан второго и третьего столетий, стремившихся придать исторический смысл тому, что было прежде всего вопросом веры.

Впрочем, действительное значение в развитии любого религиозного движения имеет не столько последовательность четких доктринальных идей, независимо от их конкретного воплощения и от того, что они почти документ тально связаны с их вымышленными носителями, сколько люди во крови и плоти, которые реально порождают эти идеи, их образ жизни и мыслей, их труд и особенно их чаяния, противопоставляющие их господствующим слоям, которые всегда стремились монополизировать счастье не только на земле, но также иерархически распределить его ив потустороннем мире.

На этих реальных людях мы и должны сосредоточить наше внимание, прежде чем заняться идеологией, фанта-i зиями, навязчивыми мечтами, выразителями которых они оказались. Таким путем мы освободимся от противоречий и абсурдов, в которых завязли новозаветная критика и реконструкция истоков христианства после столетий непоследовательных изысканий.