У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана) - [57]

События эти совершились в начале второй половины И столетия. Первые центры нового движения возникли в Пепузе и Тимионе, близ Филадельфии в Южной Фригии. В ячейках, составленных из рабов и батраков, было много женщин. Лица, которые вели пропаганду идей монтанизма, именовали себя «новыми пророками» в отличие от пророков Ветхого и Нового заветов.

Единственность бога для них — безусловный факт, миссия Христа на земле лишь вторична, а роль духа всеопределяюща. Нередко в собраниях монтанистов имели место проявления экстаза и харизматического «чудодей-ства». Приписанное Монтану, который, возможно, был до обращения в христианство жрецом одного из мистических культов, изречение звучит так: «Человек подобен лире, и дух соприкасается с ним, как плектрум»[53] (Епифаний, «Панарион», XLVIII, 4). Пророки-монтанисты вдохновлялись идеей утешения, обозначенной в Библии термином «параклит» («утешитель»). Таков один из эпитетов божественного духа, который встречается в Новом завете, в Евангелии от Иоанна.

Акцент на функции «духа» в жизни христианских обшин сам по себе нисколько не удивителен. Но времена уже были не те, что некогда стимулировали обращение к духу…

Явления экстатического возбуждения — «невнятные говорения» («глоссолалии»), как и пророческий энтузиазм, характерны для моментов высшего напряжения, верующих. Нередко в состояние экстаза впадали женщины (как это бывало с легендарными дочерьми Филиппа), что особенно часто случалось в Малой Азии, где веками почитались великие женские божества. В монтанизме тоже скоро прославились две жрицы — Приска, или Присцилла, и Максимилла, близкие к основателю движения. Другие встречались в Лаодикее. Некая женщина стимулировала создание общины монтанистов в Карфагене. Все они предрекали конец света и победное возвращение Христа.

Максимилла изрекала: «После меня не будет ни одной пророчицы и жизнь на земле прилет к концу». Была установлена примерная дата, около 176 г… сошествия с неба нового Иерусалима на равнину, где стоял скромный городок Пепуза. Лихорадочное ожидание этого явления побуждало к более чистой жизни, к соблюдению более суровой коллективной нравственности (прославление безбрачия и девственности, отказ вступать во второй брак, строгие посты) и к безусловному прославлению мученичества вплоть до доноса на самих себя. Подобные настроения не встречали одобрения иерархии. В «Мученичестве Поликарпа» в назидание верующим упоминается случай с неким Квинтом, который по собственному желанию явился к властям, чтобы воспринять смерть, но, охваченный страхом при виде диких зверей в цирке, отрекся от веры и принес жертвы другим богам.

В отношении монтанистов к государственным властям есть элементы ненависти к Риму, характерной для народных масс Малой Азии, места, где столетием ранее был создан Апокалипсис. Разлад с иерархией и антиримские настроения в конце концов слились воедино.

Весьма мало известно о внутренней жизни монтанист-ских общин. Движение пришло к концу после того, как в первые десятилетия III в. сошли со сцены «новые пророки». Но аналогичное ему движение вновь началось в IV в., после победы Константина, в маленьких, носивших странные названия сектах, которые были уничтожены империей — теперь уже христианской — с той же жестокостью, что во времена гонений на язычников.

Однако осуждение монтанизма далось церковным властям нелегко.

Первоначально некоторые высшие руководители церкви терпели движение, а в некоторых случаях и поддерживали его. В Галлии верующие Лиона, которые большей частью происходили из числа иммигрантов из Азии и пережили гонения 177 г., направили в Рим посольство с целью избежать открытого осуждения пророчества епископом Элевтерием (175–189). Их главным представителем был Иреней, стремившийся избежать разрыва. По возвращении он был избран в знак признания главой общины. Но все оказалось напрасным. Пророчество быстро стало ересью: ересью фригийцев, или «катафригией», как говорили, образуя из греческого слова новый варваризм.

Когда первое вдохновение спало, а апокалиптические предвидения не оправдались, общины монтанистов стали подчеркивать свою обособленность в плане вероучения. Они отвергли всякую форму «познания», не связанную с индивидуальным и инстинктивным вдохновением. Мон-танисты не доверяли теологии, которая стремилась придать большее значение функциям «логоса», или божественного глагола, в ущерб «параклиту». Тем самым они пришли парадоксальным образом к пресловутому «ало-госу», или противоположности «логосу», и потому не принимали ни Евангелия от Иоанна, ни самого Откровения Иоанна (Апокалипсиса). В Александрии египетские мон-танисты поддерживали некоторые формы организованного аскетизма, который менее чем через сто лет, по-видимому, способствовал возникновению монашества.

С осуждением последних пророков милленаристская идеология, которая всегда коренилась в широких народных массах как на Востоке, так и на Западе, тоже испытала тяжелый удар, но не исчезла совсем. По сути дела, столь осмеянные ясновидцы из Пепузы не слишком отличались от христиан апостольской эры. Их сближение с такой личностью, как Тертуллиан, нельзя считать случайностью.