У града Китежа - [14]
— Хочу расстаться с жизнью…
Григорий только разводил руками — не находил выхода и не верил, что Феня серьезно готовилась к смерти; с шеи крест пред тем забросила и петлю надевала на шею, да сняла. Вышла на берег взглянуть на мужа — Григорий в это время готовил оснастку к плотам, — посмотрела на него, на рослого, здорового, на его истасканную жилетку. А он работал и не знал, что жена его стоит, глаз с него не спускает и обливается слезами. Наплакавшись, пошла домой, а под ногами вместо зеленой травы видела черные пятна, а в уши кто-то навязчиво шептал:
«Думаешь — задавишься, а ну как веревка-то оборвется, и тогда никакими мольбами не выпросишь милости у мужа, а жить-то как хорошо!»
Феня дошла до двери, упала на приступках и, обезумев от страха, повторяла про себя: «Если этому суждено быть — будет, но кто мой поступок простит?» А в ушах звенел все тот же голос: «Жить-то, жить-то как хорошо!»
Григорий все время находился на делянках, за Керженцем. В иные дни, ненасытно работая, он даже не возвращался домой. А Феня готовилась родить. И вот как-то дома находилась только свекровь, она и приняла у снохи двойню.
«За непослушание, — решила Настасья, — наказывает их бог».
Когда Феня увидела новорожденных, она потеряла сознание. Придя в себя, с горечью подумала: «И так-то я здесь не мила, а куда теперь денусь с двумя ребятами?»
Свекровь завернула детей, положила на печь. В это время Феня задремала. И видится ей сон: вошла она в просторную избу, освещенную яркими лучами солнца. Возле стен стояли широкие лавки, и в избе, кроме Григория и ее, никого. Он взглянул на своих мальчишек, повернулся и ушел.
Тимофей Никифорович, узнав о двойне, точно обезумел, всплеснул руками и долго стоял, словно не понимая слов жены.
Феня проснулась и, слыша шумный голос Тимофея Никифоровича, тряслась от страха и прежде всего подумала: «А что скажет Григорий?» Ей чудилось — он уже отворяет дверь, снимает шапку. От волнения она заткнула пальцами уши, боясь услышать и от него то же, что говорил Тимофей Никифорович. А в это время Григорий вернулся домой, отпрягал во дворе лошадь. Поставил ее в стойло и, как обычно, спокойно вошел в избу.
У порога его встретила мать.
— У тебя два сына народилось, — шепнула она.
Он посмотрел на мать ласково и с улыбкой ответил:
— Наше счастье — сразу два работника.
Услыша слова Григория, Феня перевела дух. Он подошел к кутнику, поклонился и в первый раз назвал Феню по имени и отчеству.
— Да ты подумай-ка — у тебя баба-то што сука! Двух парнишков принесла… Вот што я тебе посоветую, Григорий: запряги-ка ты лошадь, вытащи ее со щенятами и увези в лес.
Феня еле удержалась, чтобы не крикнуть.
— Батюшка, — поднявшись с места, сказал Григорий, — как только твой язык повернулся молвить это?! Ужли тебе не стыдно ни стен, ни белого света? Мы не уроды. Кормить наших сыновей тебя, батюшка, не заставим. А ведь тебе и до смерти недалеко.
— Молчи, молчи! — закричал Тимофей Никифорович и что есть силы ударил кулаком по столу.
— Батюшка, я буду молчать, пока за твоим столом сижу. Но ведь нет силы удержаться: бога ты не боишься, — ведь и они родились со своим счастьем!..
Тимофей Никифорович уплыл с плотами. Свекровь каждый день ругалась и уходила со жнеями в поле. Феня оставалась дома одна. Она с трудом качала ребят и обливалась слезами. Обессилевшая, вставала с кутника, становилась перед образами на колени, молилась и плакала по Григорию. А он уже около месяца находился с отцом в пути. Феня забирала с собой детей и уходила со свекровью в поле. Люди со слезами смотрели на молодую. Руки у нее распухли, она не чувствовала в них граблей. Возвращаясь домой, Настасья со жнеями садилась за стол, а она пеленала детей, кормила грудью. За это время отобедают. Свекровь торопит жней и снова бежит с ними в поле, а сноха оставалась голодная.
Рожь наливалась, а Григорий все не возвращался. Наступили теплые июльские ночи. Над Керженцем проносились грозы, а Феня не вставала с постели.
Вернулся Григорий. Фома Кирикеевич учил его топить два раза в неделю баню, натирать больную золой и, насколько хватит терпения, парить. Свекровь ни к чему не прикасалась, шипела от злости, как раскаленная железка. Григорий все делал по совету лекаря. Скоро опухоль стала опадать, и Феня начала выздоравливать. Пришел как-то еще раз Фома Кирикеевич и посоветовал есть яйца, сметану да печь пресные лепешки. Но свекровь печь не стала, а Тимофей Никифорович яиц давать не приказал.
— Хочешь жрать, — говорил он, — садись с нами, А Фому не слушай, он тебе наскажет.
Яйца приносила Фене, тоже тайком от отца, девочка-соседка. Настасья это заметила, отодрала девчонку за волосы.
Мальчишки, вопреки всему, росли.
В Лыковщине готовились к рождеству. В доме Дашковых собирались мыть полы. Настасья пошла по воду. Вернулась домой и почувствовала — ей что-то жжет и режет лоб. Сначала она было не обратила на это внимания, но боль с каждым часом становилась чувствительнее, точно ей к лицу прикладывали раскаленное железо. Настасья подумала: «Не ушибла ли я чем?..» На лбу появилось большое красное пятно, а в середине пятна белый рубец, и он прошел через глаз. В доме никто не знал, на что подумать. Боль была невыносима. Под руку Дашковой попалась бутылка щелоку, смешанного с вязевым пеплом. Настасья намазалась составом, а опухоль от щелока только увеличилась. Тогда она стала торопливо смывать домашнее лекарство холодной водой. И к утру второго дня у нее скрылись глаза, посинел весь лоб.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.
Современная историческая проза. Роман о людях, пытающихся жить и любить на фоне того хаоса, который называется революцией. От автора: Это не экшен с морем крови, это сермяжные будни начала гражданской войны. Здесь нет «хороших» белых и «плохих» красных, здесь все хорошие и все плохие. На войне — а тем более на гражданской войне — ангелов не бывает, и кровь льют одинаково с обеих сторон, и одинаково казнят, не считаясь ни с какими правилами.