У черты заката. Ступи за ограду - [18]

Он снял пенсне и пошел к выходу — маленький, сухонький, похожий в своем черном, чуть старомодном костюме на учителя в отставке.

В прихожей он обернулся и почти благодушно взглянул на Жерара.

— Мне от души жаль вас, маэстро, — медленно проскрипел он, — с вашим талантом вы через год могли бы стать кумиром публики. Но для этого, разумеется, вам пришлось бы отказаться от красивых жестов… М-да… Дон-Кихоты сейчас не в моде, где бы они ни появлялись — в делах, в искусстве или в политике. В наш реальный век фортуна отдается реалистам, а те, кто этого не понимает, умирают неудачниками. Что ж, честь имею… Простите за беспокойство.

Жерар захлопнул за ним дверь и вернулся в ливинг, задыхаясь от ярости.

— Старый сатир, дерьмо проклятое! — выругался он вслух. — «Фортуна отдается реалистам»! Ну и спи со своей фортуной, старый потаскун, козел…

Подойдя к столику, на котором стоял сифон с сельтерской, он взял стакан и заметил, как дрожат руки. «Сволочь!» — выругался он еще раз, нажав рычажок сифона. Струя с шипением ударила в стакан. На таких вот и покоится общество, прав был Брэдли. «Кожи Руффо — лучшие в мире!» Всеми уважаемый промышленник, олицетворение честности…

Стакан ледяной шипучки немного успокоил Жерара, он присел на край дивана и принялся набивать трубку, стараясь не думать о старом козле, сатире.

Отвесные лучи полуденного солнца не заглядывали в комнату, но Жерару показалось, что света слишком много. Очевидно, переутомил зрение, меньше нужно работать. Ничего, теперь об этом беспокоиться не придется. Встав и подойдя к окну, он опустил штору-жалюзи, набранную из косо поставленных алюминиевых пластин. Комната погрузилась в приятный сумрак, Жерар вытянулся в кресле, ожесточенно дымя трубкой. Да, Элен будет огорчена. «Мне приятно работать только с вами, потому что вы никогда не смотрите на меня так, как другие…» Девчонка безусловно пропадет, и очень скоро. Просто пойдет по рукам, как это часто случается с натурщицами. А жаль — славная она, эта Беба. — Надо же придумать такую кличку. Беба — это подходит для обезьяны, вот для кого это подходит. Славная девочка, а пропадет в два счета. С ее профессией и ее внешностью, чтобы не пропасть, нужно иметь сильный характер. Ну и, разумеется, какие-то моральные устои. А что у нее, у этой Бебы? Ничего, кроме соблазнов на каждом шагу. Если бы ее как-то поддержать, помочь, мог бы получиться толк, а иначе… Впрочем, что об этом думать? Теперь-то уж ты ничего сделать не можешь. А мог бы. Конечно, мог бы — имея деньги. Вот вам очередная проблема морального порядка…

Жерару вдруг захотелось заснуть — и спать как можно дольше, чтобы ни о чем не думать. Посидев еще несколько минут с закрытыми глазами, он устало поднялся, прошел в спальню и, не сняв обуви, повалился на постель. «Спать, спать», — приказал он себе. Но сон не приходил. В тишине спальни, затененной шторами, монотонно и раздражающе шумела решетка вентиляционного отверстия под потолком, через которое в комнату поступал охлажденный и профильтрованный воздух, однако оставшийся после посещения Руффо душок отравы присутствовал в атмосфере, словно некий зловредный газ, лишенный цвета и запаха, но способный довести до сумасшествия.

Поняв, что заснуть не удастся, Жерар вытянулся на спине, закинув руки за голову. Над ним, в полумраке, блестела причудливой формы люстра, похожая на модель межпланетной станции. И это хитроумное кольцеобразное сооружение из позолоченного и эмалированного металла, и едва слышный шум вентиляции, и даже вкрадчивая упругость матраца из пористого каучука — все это раздражало, казалось нелепым до отвращения. Уехать бы в родную Бретань, жить в окружении воды и камня среди упрямых и неторопливых на язык людей — рыбаков с изъеденными солью руками, с выцветшими глазами на выдубленных ламаншскими бурями лицах…

В два часа — он машинально взглянул на часы — раздался звонок. Жерар открыл, увидел перед собой портье и вспомнил о данном вчера обещании.

— Добрый день, сеньор Бусоньер, — несмело поклонился тот, — простите за беспокойство… Вы мне вчера велели принести вам это…

Дон Хесус робко протянул Жерару исписанный корявым почерком лист бумаги и, встретившись с ним глазами, опустил руку.

— Может быть, вы передумали, сеньор Бусоньер? — тихо спросил он. — Я знаю, это трудная штука — такие хлопоты…

Жерар кашлянул и хотел что-то сказать, но промолчал.

— Вы извините, — опять поклонился портье, — я думал, раз вы сказали… Конечно, это трудно, такие деньги — тысяча семьсот песо…

— Видите ли… — хрипло начал Жерар и снова замолк.

Портье еще раз поклонился и отступил от двери.

— Я понимаю, сеньор Бусоньер… Я понимаю. Конечно, такие деньги… Мы только с женой думали — если не выйдет все, то, может быть, хотя бы часть, мы бы остальное попытались занять под проценты… Есть один турок, он дает…

Дон Хесус улыбнулся дрожащей улыбкой и заискивающе перехватил взгляд Жерара.

— Простите, — сказал наконец тот, — я немного нездоров, не обращайте внимания. Тут дело не в сумме… Дело в том… что… Впрочем, ладно! Дайте бумагу, я этим займусь.

Ну что ж, иногда за тебя решают обстоятельства. В таких случаях остается лишь покориться, и это оказывается легче, чем решать самому. Намного легче! Жерар был теперь спокоен, совершенно спокоен. Дон Хесус растерянно что-то бормотал, на лице его была недоверчивая радость, и он обеими руками хватал руку Жерара.