У бирешей - [27]

Поднялся легкий ветерок, мешавшийся с неуемным треском невидимых кузнечиков. У меня было такое чувство, будто у всех вещей вдруг отросли волосы, и мне хотелось нежно погладить их рукой, и, пока мы шли дальше, мне казалось, что сама земля подстраивается под ритм моих шагов, приподымаясь мне навстречу, когда я ставил ногу, и уходя вниз, когда нога от нее отрывалась.

Конец дружбы

Чем дальше мы уходили за деревню, тем больше дома отстояли от дороги, но чем длиннее становились боковые дорожки, тем легче было их преодолевать. У одного из последних домов — Де Селби тем временем продолжал объяснять свою систему путей в один конец и пытался обосновать, что она хорошо применима к нашим познавательным способностям, — я обнаружил Цердахеля, который возле сарая возился со стремянкой, забивая тяжелым молотком деревянные клинья в пазы для ступенек. «Переживать что-либо сознательно — то же самое, что вспоминать, — говорил служка, пока я доставал из тачки почту. — При всяком переживаемом мною событии в моей душе спорят две склонности. С одной стороны, я хотел бы просто предаться переживанию, как “пути туда”, — легко и беззаботно, с другой стороны, я на каждом шагу оборачиваюсь и созерцаю пройденный путь. А потому все во мне спутывается. Оглядываясь на пройденные дороги, я пытаюсь представить буду-шее. Наши жизненные пути однажды уже пересеклись — это было в тот раз, когда Ослип чуть не убился, помнишь?» Я вопросительно посмотрел на него. «Впрочем, не важно, — сказал он, — важно лишь то, что нам не следовало бы встречаться снова, потому что мы сами и наши жизни скреплены между собой. Я живу, и ты мне за это даешь оплеуху, так уж оно водится. Единственной формой познания, хоть к чему-то пригодной на деле и способной принести ощутимую пользу, мог бы стать “конструктивный дезинтегрирующий анализ”, как называет это Наоборотистый, — нечто подобное его технике бильярдной игры, то есть способ просчитывать наши жизненные пути так, чтобы они больше не встречались, если первое пересечение привело к несчастью. Именно это он и имеет в виду, когда говорит, что мысленно вытачивает себе какой-то новый, прежде невиданный кий. Я тебе потом объясню».

Его слова меня поразили. Я опять смутно припомнил то происшествие у запруды, когда Ослип так себя изувечил. Тогда я стоял рядом с тетушкой и, в волнении, пытался найти ее руку, потому что видел: раскачивавшаяся балка постепенно смещалась и несчастье становилось неотвратимым. И тут другая рука легла в мою ладонь. Взглянув, я увидал, что рука принадлежит маленькому толстому мальчугану, который, не отрываясь, наблюдал за тем же зрелищем. Я посмотрел на него и стиснул его ладошку. Не отрывая глаз от происходящего, он ответил на мое рукопожатие. Значит, это и был служка. В тот день мы заключили бессловесный союз; по-видимому, на это он сейчас и намекал. Когда вернусь от Цердахеля, надо его спросить, было ли и у него в тот момент предчувствие беды, а после — чувство абсолютного освобождения, которое всегда испытываешь, если наказание, предназначавшееся тебе самому, обрушивается на кого-то другого, случайно попавшегося на пути.

Цердахель давно заметил нас, но не подавал виду, а продолжал возиться со своей стремянкой, орудуя разными инструментами. Лишь когда я подошел к нему, он поднял глаза и сказал: «А ты уже неплохо справляешься!». При этих словах он выпрямился и стал рыться в кармане. «Погоди, у меня кое-что есть для тебя!» — сказал он, достав из штанов маленькую шестиугольную монету. Он протянул ее мне. Монета была не наша. Ее края были обточены, а в середине пробито отверстие. Монета вряд ли представляла ценность, но мне она понравилась.

Я пребывал в нерешительности. Что-то из слов, только что сказанных Де Селби, удерживало меня на месте. Я хотел избавиться от неловкого чувства, а потому решил еще немного побеседовать с Цердахелем. «Откуда у вас эта монета?» — спросил я. «А, они от Люмьера, — сказал он. — Мы играем ими в дамки. На одних есть дырка, на других нет». — «Ага!» — сказал я. Последовала небольшая пауза, потому что Цердахель ничего не говорил, а я не трогался с места. Цердахель с любопытством, выжидающе глядел на меня сбоку. «Вам разве не надо ехать дальше?» — спросил он наконец, но я все никак не мог отделаться от неприятного ощущения. В таком состоянии я просто не мог вернуться к Де Селби. «Что это вы такое делаете?» — спросил я, не отвечая на его вопрос. «Ступеньки расшатались», — сухо отвечал Цердахель. «Ага!» — опять произнес я с идиотским видом. «Да вы хоть позовите его сюда, — сказал Цердахель, вдруг потеряв терпение, — ну разве так делают: самому болтать, а других заставлять дожидаться!» И он тут же сам кликнул Де Селби, приглашая его к нам присоединиться. Служка покачал головой и остался стоять на дороге, с собакой, будто приросшей к его рукам. «Теперь он обиделся, — сказал Цердахель, — не мудрено!» — «Но я же ему ничего не сделал!» — отвечал я. «Неужели? — ехидно заметил Цердахель, — выходит, вы просто так переминаетесь тут с ноги на ногу?» — «Меня просто раздражает иногда его хныканье», — солгал я. «Как вам поступить, решайте сами», — теперь уже резко возразил Цердахель и вернулся к своей работе. Я не знал, как мне быть, однако сейчас я ощущал еще б