У-3 - [4]

Шрифт
Интервал

Любопытно, что Флёгстад видит в таком киноискусстве (криминальный фильм, фильм с антигероем) своеобразную параллель к средневековой карнавальной традиции, «которая в тогдашней Европе развилась до почти автономной культуры и еретической оппозиции той картине мироздания, которую давали власть имущие».

С этим, как говорится, можно и поспорить. Но в чем Флёгстад абсолютно прав, так это в том, что такое искусство просто опасно, когда оно находится в руках опытных, искусных буржуазных пропагандистов.

Флёгстад не раз возвращается к теме бездуховности, суррогатности той «культуры», которую подсовывают и навязывают потребителю в яркой упаковке занимательности. Он отмечает, что фактическая дегуманизация человека происходит на Западе в то самое время, когда (как он пишет, в частности, в статье «Фонетическая тень») в буржуазном обществе процветает «фальшивый гуманизм», когда так попросту не замечают, не желают замечать самых настоящих смертоносных «атомных взрывов» голода и нищеты — например, в странах Африки и Латинской Америки.

Анализируя состояние дел в культурной области, Флёгстад в своих произведениях обращается к опыту и наблюдениям многих видных деятелей мировой культуры, писателей и философов, то и дело ссылаясь на такие имена, как Гораций и Лукиан, Экклесиаст и Достоевский, Эйзенштейн и Грамши, Дз. Вертов и Леви-Стросс. Часто апеллирует Флёгстад и к трудам известного советского ученого-литературоведа М. Бахтина, причем в самом уважительном духе, широко пользуется его анализом понятий «культура» и «индустрия культуры».

Роман «У-3» построен в соответствии с принципами «литературы действия», о которой так часто говорит Флёгстад. В книге проглядывает желание соединить острый политический материал с непреходящей, хотя и исторической, актуальностью темы. Пожалуй, стоит отметить здесь некоторую излишнюю щедрость в подаче деталей быта, особенно когда речь идет о курсанте Хеллоте. Заранее вычерченная схема сюжета порой снижает накал психологического напряжения — это касается в основном средней части книги. Но все же она остается единым, литым целым.

* * *

Почему роман Хяртана Флёгстада, построенный вокруг событий с самолетом-шпионом У-2, называется «У-3»? Об этом говорит сам автор устами Персона, одного из персонажей, бывшего, быть может, ближе всех к Алфу Хеллоту — и когда он вместе с будущим пилотом играл в детские игры, и когда он, упрятанный в подземный бункер, следил за полетом друга на экране радара. Персон не человек действия, ему далеко и до лихих эскапад Алфа, и до решительных поворотов судьбы, которые тот «организует» своими руками. Но в горький для обоих час его пронзает внезапное понимание того, что люди должны не только держаться вместе, но и сообща осознавать мир, его тревожные события и реалии, угрожающие жизни всех. Ведь «вместе, — заключает Персон, — мы располагаем системами наблюдения, которые хватают несравненно выше самолета У-2 и превосходят радиусом действия любые радары, системами, которые… видят все — в прошедшем, и в настоящем, и в каждом отдельном человеке. У-3».

Эта оптимистическая нота отнюдь не случайна, не звучит диссонансом в книге, хотя и приходится на одну из самых печальных ее страниц. И во Флёгстаде, и в его любимых героях живет надежда. Она неистребима, как монументальные норвежские фьорды в таинственной сизой дымке, как буйные краски весны, неизменно возвращающейся каждый год на плоскогорья и в долины Норвегии. Автор — своей книгой — уже действует, чтобы приблизить эту надежду. Герои пока что только начинают понимать, что сбились с пути, что с дороги, ведущей в никуда, надо выбираться на верную, общечеловеческую дорогу, небо над которой не застилают никакие черные тени.

Июль 1987

Ю. Кузнецов

* * *

В ПОЭЗИИ ВСЕГДА ВОЙНА

О. Мандельштам

Звук перевалил через болевой порог. Заткнув уши указательными пальцами, я смотрел, как два факела прорезают жаркое марево за хвостом самолета. Алф Хеллот сверился с поверочной таблицей и расписался в эксплуатационном формуляре. Авиатехник — в меховой шапке, сапогах и нейлоновой куртке на меху — принял формуляр и спустился по стремянке на землю. На фонарь кабины ложились большие мокрые снежинки. Хеллот в последний раз проверил привязные ремни. Пробежал взглядом справа налево по приборной доске. Наушники и ларинги закреплены и подключены.

— Что ж, поехали, пукалка! — пробормотал Хеллот, не нажимая кнопку передатчика.

Он поднял вверх два больших пальца. Техник прижал руки к бокам, потом развел их в стороны. Изобразил одной рукой в воздухе круги. Остановил руку и тоже поднял вверх два пальца.

За хвостом самолета прибавилось черного выхлопа. По бокам рулежной дорожки чернели сугробы. Заземление отсоединено, компрессор выключен. Отпали последние узы, связывавшие Алфика Хеллота с землей. Капитан Хеллот, один на один с машиной, увидел, как стрелки приборов стронулись с места, чуть покачались и замерли на зеленом поле шкалы. Техник оттащил тормозные колодки от главных колес. Нажав кнопку передатчика, Хеллот вызвал вышку, сказал сперва позывной диспетчера, затем свой. Запросил разрешение на выруливание и взлет. Техник еще раз показал напоследок большой палец.


Рекомендуем почитать
Пьесы

Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.


Полное лукошко звезд

Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.


Опекун

Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.


Бетонная серьга

Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.


Искушение Флориана

Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.


Ещё поживём

Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.