Тюремная песнь королевы - [7]

После такой пылкой встречи, никто не удивился тому обстоятельству, что влюбленный король потребовал немедленного венчания, приказав поторопить попов. Теперь Филипп Август мог желать только одного, как можно скорее сделаться законным супругом прекрасной Энгебурги, чтобы с чистой совестью лечь с ней в постель.

Точно в бреду, он дождался, когда ему доложили, что главный храм Амьена ждет его для венчания. За время ожидания Энгебурга успела только выпить немного лимонада и надеть свадебный наряд, привезенный с собой.

На самом деле, обычай требовал, чтобы претерпевшая долгое и утомительное путешествие невеста, во всяком случае, получила время немного отдохнуть и привести себя в порядок, но Энгебурга и сама не желала этой отсрочки, подозревая, что умрет от страсти, если уже в эту ночь Филипп Август не станет ее супругом.

Глава 7 Амьенская Дева Мария

По странной прихоти судьбы свадебное платье датской принцессы оказалось синим с серебряными нитями. Синим же расшитым звездами был и покров на ее голове, точь-в-точь такой же, как на знаменитой статуе Девы Марии в главном храме Амьена. Но откуда несчастная датская принцесса могла знать о своем сходстве со статуей, которую никогда прежде не видела? Энгебурга и понятия не имела о том, о чем вскоре заговорил весь город.

Когда юная невеста короля подходила к церкви, толпа вдруг замолчала, пораженная явленным знаменьем. Кто-то упал на колени, запричитала сумасшедшая нищенка. Простой народ лицезрел необыкновенное зрелище, тихо перешептываясь и толкая друг друга локтями.

Постепенно волна шепота достигла толпы празднично одетых придворных, которые с вытаращенными взглядами встречали ничего не понимающую принцессу. Недоумевали от странной реакции народа и фрейлины Энгебурги, которые, так же как и их повелительница, не знали французского, но, тем не менее, понимали, что происходит все не так, как это было запланировано.

Ропот достиг апогея, когда король и его невеста встали напротив алтаря, из-за которого на них смотрела темноволосая и одетая в синее со звездами одеяние Дева Мария. Прекрасные синие глаза святой светились тихой грустью, а лицо было нежным и румяным, точно юная, она вдруг зарделась при встрече со своей родной сестрой. Пораженный необыкновенным сходством двух женщин Филипп Август смотрел то на святую, то на свою невесту, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

Не помня себя от смущения и вдруг неведомо откуда взявшейся неловкости, король едва дождался окончания церемонии, после чего вывел Энгебургу под руку на залитую солнцем площадь. Толпа встречала королевскую чету нависающим молчанием. Желая скрыть неловкость, Филипп Август лучезарно улыбнулся, увлекая супругу в приготовленную для них карету. Но даже там он не смог забыть пережитого в храме.

Не зная, как следует вести себя со своим супругом, Энгебурга сидела, скромно опустив голову и положив руки на колени. Глаза ее, тем не менее, неустанно следили за королем, ожидая малейшей подсказки. Ах, если бы он обнял ее и снова поцеловал! Она прильнула бы к нему, ощущая себя самой счастливой. Если бы он просто взял ее за руку или говорил что-нибудь нежное! Энгебурга не поняла бы ни единого слова, но догадалась бы по голосу о его любви. Однако Филипп Август не спешил как-нибудь ободрить свою юную супругу, стараясь вообще не смотреть на нее и сохраняя на лице заученную улыбку, в то время как его глаза светились безумием.

Во дворце они сразу же сели за свадебный пир, но кусок не шел в горло короля. Прекрасная, точно изысканная лилия, королева сидела рядом с ним, слушая песни трубадуров и наблюдая чудачества шутов.

После того как была пропета третья песня, Филипп Август неожиданно поднялся и, взяв за руку свою невесту, увлек ее в один из темных коридоров дворца, где за пыльными занавесями, в полумраке, они какое-то время целовались, забыв про всех. Королю уже было подумалось, что его страхи излишни и ничто теперь не сможет помешать его любви к королеве, как вдруг прорвавшийся за тяжелые занавеси луч солнца осветил страннопрекрасное лицо Энгебурги, сделав его вновь похожим на лицо статуи.

Король тяжело задышал, стирая со лба вдруг появившуюся испарину. Нежная Энгебурга тянулась к нему руками и губами, льнула всем телом, но он видел другое – ожившую силой колдовства или любви статую Девы Марии, перед которой он должен был бы встать на колени и которой он должен был воссылать пламенные молитвы. А если и целовать, то только край платья. «Кощунство! Ужасное кощунство!» – прошептал король, отгоняя видение.

В одну секунду он вдруг снова оказался в храме, где перед алтарем и застывшими от страха и омерзения придворными и святыми отцами, забыв обо всем, целовал снятую с постамента статую. Дева Мария улыбалась королю, сладострастно раскрывая деревянные, покрытые алым лаком губы. Все вокруг показывали на него пальцами, говоря, что король сошел с ума, измыслив сорвать платье с Девы Марии и надругаться над ней в храме!

– Опомнитесь, Ваше Величество! – кривился злобой рот его матери, вдовствующей королевы Аделаиды Шампанской.

– Что вы себе позволяете?! – вторил ей ныне покойный король Людовик Седьмой, тряся позеленевшим лицом и хилой бороденкой. – Не сходите с ума! Возьмите себя в руки! Король вы, в конце концов, или тряпка?