Тысяча журавлей - [2]

Т. П. Редько

Период Нара VIII в.

ЛЕТОПИСАНИЯ О БОГАХ И ПРАВИТЕЛЯХ

История древней японской литературы во всех исследованиях, учебниках и хрестоматиях обычно начинается с двух произведений — «Записей древних деяний» («Кодзики») и «Анналов Японии» («Нихон сёки»). Нередко японские авторы, говоря об этих двух произведениях, пользуются искусственно сконструированным общим названием «КиКи» — оно состоит из последних иероглифов этих двух слов.

Соблазн объединить эти два произведения действительно велик. Судя по датировкам, данным в самих памятниках, время их завершения чуть ли не одно и то же: «Кодзики» — 712 г., «Нихон сёки» — 720 г.

Содержание этих летописно-мифологических сводов, во всяком случае их тематика и общее назначение, тоже представляются весьма похожими. Это — характерное для всех времен и широт стремление находящихся у власти элитарных групп обосновать незыблемость и законность своего правления, а также нового государственного образования, установить для этих понятий центральное место в пространстве культуры, сформировать историческую ось, которая обеспечила бы стабильность и преемственность укоренившихся порядков.

Этого требовала эпоха — время грандиозного культурного проектирования и строительства, когда японская культура еще только начинала складываться и обретать индивидуальную конфигурацию. Введение и оправдание новаций сопровождалось и первой письменной фиксацией культурной памяти, то есть организацией прошлого. Разумеется, эта фиксация была целенаправленной и умышленной — другой она быть просто не могла, поскольку это была творческая деятельность по собиранию, осмыслению и переинтерпретации предшествующих культурных смыслов.

Итак, сходство целей этих двух памятников очевидно, но в таком случае почему же нельзя было обойтись одним? Эта проблема, а также множественные и существенные различия между двумя книгами по-прежнему остаются загадкой для историков и культурологов, порождая бесчисленные концепции и гипотезы.

Например, конечное «ки» в названиях сейчас звучат по-японски одинаково. Однако в Китае, откуда в начале японской истории была заимствована вся ученость — от иероглифики и магической практики Инь-Ян до буддизма, не говоря уже о костюмах, утвари и т. п., — эти два понятия принципиально различались, да и записываются они разными иероглифами, соответствующими разным жанрам словесности, которые условно переводятся как «записи» и «анналы».

«Кодзики», согласно традиции, опирающейся на Предисловие к тексту, были записаны придворным Оно-Ясумаро со слов «хранителя (хранительницы?) памяти» по имени Хиэда-но Арэ (мы не знаем, женщина это была или мужчина). Необходимость записать предания разных родов объяснялась в Предисловии Ясумаро тем, что в устной традиции накопилось много ошибок относительно прошлой истории.

«Нихон секи» никакого Предисловия не содержит, но из других источников мы знаем, что авторство этой книги приписывается принцу Тонэри. Современные исследования свидетельствуют, однако, что этот летописно-мифологический свод, вероятно, был составлен не одним человеком, а целым комитетом, за деятельность которого отвечал перед двором принц Тонэри. Очевидно, что разные свитки «Нихон сёки» написаны разными людьми — у них разная стилистика, излюбленные слова и иероглифы, разные темы, идеологические цели и т. п.

Еще отличия — «Кодзики» состоят из трех свитков, «Нихон сёки» — из тридцати, обе книги написаны по-китайски, но китайский язык «Нихон сёки» несравненно выше и сложнее, чем язык «Кодзики». Последний, кстати, хоть и несовершеннее, но легче конвертируется из китайского в японский — может быть, таково и было намерение составителей, думают некоторые историки. Весьма вероятно также, что к составлению памятника были привлечены и так называемые торайдзин — «люди, пришедшие из-за моря», то есть китайские и корейские ученые, знатоки основных книг китайского классического наследия, а также официальных летописей разных царств Китая и Кореи. Благодаря им «Нихон секи» оказались насыщены прямыми и скрытыми цитатами из этих китайских памятников.

«Кодзики», в противоположность этому, производят впечатление памятника более цельного и безыскусного. Цельность «Кодзики» оттеняется еще более тем обстоятельством, что в «Нихон сёки» содержится по нескольку вариантов одного и того же мифологического сюжета или предания, словно записи делал какой-нибудь современный этнограф, выехавший на полевые исследования. В «Кодзики» же мифические повествования выдержаны почти в едином «ладу».

Итак, обе книги содержат травильную», по замыслу их составителей, историю страны и ее правителей, ее культов и религиозно-культурных центров. Однако при всем внешнем и структурном сходстве этих двух памятников, задачи их все же были, видимо, различны, хотя, как уже говорилось, относительно характера этих задач существует несколько разных, никак не сводимых воедино точек зрения.

Одна из наиболее распространенных гласит, что «Кодзики» были созданы, так сказать, для внутреннего употребления, обращены к аудитории внутри страны и имели целью прежде всего составление генеалогии рода, пришедшего к власти, а также возведение этой генеалогии к «эпохе богов» и тем самым ратификацию сложившегося положения вещей.