Тысяча забытых звёзд - [19]

— Ты знаешь его номер?

— Кажется, он есть у меня во входящих. — Влада остановилась. Она дрожала от холода, но уже не замечала собственной дрожи. Мобильный зажёгся голубым огоньком. — Вот. А нет, не сохранился. Странно, недавно вроде бы разговаривали.

Кир вынул из её рук телефон. Ему не почудилось: на экране светилась дата — двадцатое августа. Двенадцать ночи.

— Какого демона, — выдохнул он сквозь зубы. Память вернулась — отвратительное ощущение беспомощности.

— Слушай, — сказала Влада, когда они минуту простояли в тишине. Она по-прежнему дрожала, хотя было очень тепло — теперь Кир это ощущал. — Я поняла, почему так всё получилось. Нас что-то держит здесь. И когда мы пытаемся бежать, реальность сходит с ума.

— Что нас тут может держать?

— Я не знаю. Доживём до утра, а завтра посмотрим. Ты попробуй уехать без меня. Скорее всего, оно держит только меня, а тебя отпустит. Давай попробуем, а?

Кир проглотил замечание о том, что если они разойдутся, реальность может искорёжить так, что больше они не встретятся. А ещё был мужчина с шоколадкой в бардачке. Нет, расходиться утром было ещё хуже, чем проснуться в вывернутом наизнанку сентябре.

Он взял её за руку, чтобы не исчезла, и повёл к дому. Молчали во дворах собаки, и только Командор радостно тявкнул, почуяв их приближение. Его голова показалась над забором.

Кухонные окна тепло светились.

— Родители ещё не спят, — заметил Кир.

Во дворе дома, под навесом, как и полагается, стояла его машина. В винограднике умиротворённо стрекотали цикады — обычный августовский вечер. Командор вилял хвостом всё время, пока они шли до крыльца.

— Мне плохо, — сказала Влада и села прямо на деревянную ступеньку.

Кир даже не сразу узнал её голос — секунду он думал, что слышал кого-то другого. Потом обернулся: она сидела, вцепившись пальцами в правую голень. Лица не было видно из-под свесившихся волос — она склонялась ниже и ниже, и плечи тряслись.

— Судорога? — Он опустился рядом, провёл по её ноге, добираясь в полумраке до середины икры. Кожа там была ледяной, мышцы — словно каменными, они совсем не поддавались прикосновениям.

Влада застонала сквозь зубы. Какой же она была холодной — холод кусал его за пальцы — и неподвижной. Даже если бы он попытался отнести её в дом, ничего бы не вышло — только ещё больше боли. Влада не могла сменить позу, нога не сгибалась.

— Пусть это кончится, пусть это скорее кончится, — зашептала она, вцепляясь ногтями в ладонь Кира.

Вдруг всё кончилось. Влада ещё вздрагивала, но её кожа стала теплее, почти как у живого человека. Прошло секунд десять, и она смогла осторожно вытянуть ногу.

— Не похоже на судорогу, — произнесла она наконец.

Командор стоял между крыльцом и будкой и озадаченно смотрел на них.

Дверь открылась, и на пороге появилась мама в домашнем халате. Она близоруко сощурилась, глядя на них.

— Чего вы здесь сидите? Ночь на дворе. Заходите уже, сколько раз можно греть еду?

На ужин был вчерашний плов, но Влада отказалась. Она сидела у открытого окна и всё потирала ногу. Налитый чай успел остыть и подёрнуться плёночкой. На припасённый вафельный торт она даже не взглянула.

Как удачно вышло, что в прихожей перегорела лампа, и Влада успела вытереть слёзы, прежде чем её рассмотрели. А Кир всё ещё ощущал влагу на своей шее.

— Поешь хоть чего-нибудь, — заворчала мама, — ты такая худая, одни кости остались. Ешь, кому говорю.

Влада не любила конфликтов и споров — положила кусок торта себе на блюдце и тут же о нём забыла.

Оказалось, что они никуда не уезжали. Они вышли пройтись и задержались чуть дольше обычного, а когда мама забеспокоилась и почти решила идти на поиски, она нашла их на крыльце. Машина весь день простояла на своём законном месте под навесом. На неё даже успели налететь мушки из виноградника — и подохнуть на лобовом стекле, а на капот упало яблоко. Не верите — идите посмотреть.

Влада сидела неподвижно, тяжело глядя мимо пространства. Когда все засобирались спать, она поднялась, так и не коснувшись чая, и ушла наверх.

Теперь не спал он. А Влада спала, не раздеваясь, отвернувшись к стене, на его нерасправленной кровати. Наверное, она всё-таки спала, нельзя же так долго притворяться. Она иногда вздрагивала во сне. В комнате было душно, и слышно — как билась муха в коридорном бра.

Кир ложился рядом, потом вставал, ходил на кухню пить воду, садился в кресло, пытаясь читать, но всё оказывалось бесполезно. В половине третьего ночи Влада села на кровати.

Она не выглядела сонной, скорее — замученной и погружённой в себя. Футболка с жёлтым зайцем измялась.

— Сущность больше не ходила вокруг дома? — спросила Влада.

Кир обернулся к открытому окну. В него дышала летняя ночь. Вдалеке затихал очередной поезд, и звёзды — о, сколько же было звёзд, целая россыпь — безразлично смотрели на тёмную землю.

— Нет, ничего не слышно.

— Значит, я надёжно заперла её.

Кир не выдержал — поднялся и закрыл окно. Безмолвные взгляды звёзд начинали действовать ему на нервы.

— Ты знаешь, кто это такая? Ты всё время говоришь об этом в женском роде.

Влада упёрлась локтями в колени, запуталась пальцами в растрёпанных волосах. Кир знал: она не любит открывать такие вещи. Всё равно что выносить на обсуждение корявые наброски доклада. Ощущение, построенное на интуитивных догадках, не может быть стройным, не может звучать выверено и красиво. Спросишь её о таком: отмалчивается, обещает — потом, а «потом» не наступает никогда. И она носит в себе десятки наивно-страшных историй. Но теперь она ответила: