Тысяча вторая ночь - [11]
2
Я родился в оазисе Нефта, невдалеке от Тозера, и вырос среди населения еще более невосприимчивого к благозвучию стихов, чем жители Тозера. Об искусстве пользоваться жизнью жители этих двух оазисов имеют приблизительно одинаковое представление. Маслянистое блюдо «кускус» и глоток воды — вот что они называют обедом; чашка кофе — вот предел наслаждения и неги. Вскоре услышал я внутренний голос, возвестивший, что здесь мне не место. Но из уважения к традициям до тридцатидевятилетнего возраста я оставался в оазисе и зарабатывал свой хлеб пением былин и выращиванием пальм. Но вскоре тоска моя стала нестерпимой. Я продал немногое, что имел. Провожаемый оскорблениями родичей, я покинул Нефту и больше туда не возвращался. Лучше бы мне не видеть и Тозера! Как я был глуп, что не остался в цивилизованных странах! Но поздно раскаиваться бесхвостому шакалу, когда уже захлопнулась дверца капкана. Мектуб! Так было предначертано!
Из Нефты я отправился в Тунис — большой город, белый город. Наконец-то я понял, что такое город и цивилизация, что значит жить и наслаждаться! Как научился я презирать «кускус» и финики и воду ключей оазиса! С каким надменным превосходством взирал я на этих невежд из пустыни, знающих толк лишь в старых былинах и убежденных, что в намерения Пророка действительно входило изгнать все напитки, кроме воды и кофе. В Тунисе были рестораны, не подозревавшие о пятой главе Корана (перечисляющей нечистых животных), но умудренные в искусстве приготовлять вкусно всех животных; в ресторанах этих мне вскоре открылось, что, запрещая вино, Аллах имел в виду лишь неотесанных жителей пустыни и что, разрешая кофе, чтоб не впасть в противоречие с самим собой, он должен был разрешить и ликеры. В Тунисе были молодые французские журналисты, с удовольствием слушавшие мои звучные стихи после угощения абсентом и восхищенные ими до такой степени, что одно стихотворение было напечатано на четвертой странице «Petit Tunisien». Йя хасра! Такой славы добился я в Тунисе — большом городе, белом городе, хотя, сказать по правде, я вынужден был зарабатывать свой хлеб на базарах Баб Суэйк Эль Хальфауина, распевая перед сбродом невежд грубые старые легенды. Но какое кому до этого дело? В Тунисе были маленькие комнатки, нежные, как постели гурий, где можно было ужинать с глазу на глаз с прекрасными женщинами из Casino Municipal. Они были в тысячу раз прекраснее женщин пустыни — белее, благоуханней и изощренней. Йя хасра! Кому какое дело, если свидание оплачивалось сотней былин на базаре! Сочинив ради этих женщин сотню грубых легенд, я воспевал их потом в других стихотворениях, не подходящих для «Petit Tunisien», но молодые французские журналисты благосклонно внимали им за абсентом. Так проходило время, и с каждым днем я все больше приобщался к культуре европейцев. Но однажды пришло письмо из пустыни, и в нем было написано, что я должен внять словам послания, не заливая ушей воском. Брат мой, стояло в письме, умер в Тозере, оставив завещание в мою пользу. Сколько он мне оставил, об этом письмо умалчивало. А я ничего не знал о семье и жизни моего брата. Но письмо меня обнадежило, к тому же мне надоело распевать дурацкие стихи на свадьбах и базаре Баб Суэйка. Наследство могло дать моей жизни благоприятный оборот. Я простился на время с ресторанами, вкусными блюдами и крепким вином, я простился с молодыми французами и красавицами из Casino Municipal… Я взял билет на вокзале и поехал в Тозер за наследством моего брата.
3
Полный радужных надежд, я спешил в Тозер, и в душе моей пела музыка неоспоримых прав на братнино наследство. Я уже прикинул в уме-куда и на что пойдут деньги, и вдруг… О, жалкое наследство! О, печаль! Вы знаете, чем помянул меня брат? Знаете вы, что за наследство он мне оставил?
Семнадцатилетнюю дочь — и это было все!
Вначале я не верил своим ушам. Но, увы, это было так. Мохаммед, брат мой, умер и завещал мне всего-навсего дочь Амину; ни верблюда, ни осла, ни одной козы — это мне-то, Ибрагиму, брату своему, оставил он такое наследство!
Не хочу описывать своего гнева. Вечная награда тому, кто сдерживает вспышки гнева, умалчивая о поводах к ним, сказано в Коране. Безусловно, меня не минует эта награда. Я скрыл свой гнев от Амины. Я овладел собою и занялся приисканием богатого человека, который взял бы ее у меня за приличный выкуп.
Много богатых людей было в Тозере, но, чем больше я расхваливал достоинства моей племянницы, тем больше они жались. Амина, моя племянница, недурна собой. Это говорю я, Ибрагим, сын Салиха, хотя, очевидно, мне предстоит умереть из-за нее еще до утренних петухов, — так сильна моя любовь к справедливости и присутствие духа цивилизованного человека перед лицом гибели. Но Амина была красавица на домашний вкус, который я научился презирать в цивилизованном Тунисе. Мысленно я сравнивал ее с прекрасными женщинами из Casino Municipal и от души смеялся. Те были белые, она-смуглая. Те благоухали дурманящими духами, она — ароматом диким, как пустыня. Те ходили, как гордые павы на высоких каблучках, Амина мальчишеской походкой. Те знали множество двусмысленных французских песенок, Амина — лишь бабушкины сказки да легенды, перехваченные у странствующих бедуинов. Нет, невелики были шансы всучить ее богатому человеку за приличный выкуп, ибо все богачи в Тозере люди женатые, да к тому же скряги, и отнюдь не были расположены обзаводиться лишней женой. В этом я скоро убедился. Я был уже близок к отчаянию, когда мне назвали Башира.

В этой книге действует один из любимых героев Хеллера, доктор Циммертюр из Амстердама. Познакомившись в бане с астрологом, доктор заключает с ним договор: первого же своего клиента каждый из них пошлет к другому, чтобы потом определить, какая наука, астрология или психоанализ, более совершенна. Первым клиентом, пришедшим к доктору, оказывается очаровательная молодая девушка, итальянская графиня…

В этой книге действует один из любимых героев Хеллера, доктор Циммертюр из Амстердама. Доктор Циммертюр — психоаналитик, его профессия — исследование душевной жизни пациентов, толкование их снов и поступков. Профессия сводит его с самыми разными людьми, в том числе и со злоумышленниками. Однако с помощью психоанализа и редкостной наблюдательности доктор Z раскрывает немало загадочных преступлений…

В сборник вошли два детективных романа. «Миллионы Марко Поло» шведского писателя Франка Хеллера в легком, чуть ироническом стиле повествует о том, как психоаналитик из Амстердама раскрыл тайну сокровищ знаменитого путешественника. Нестандартный сюжет и захватывающие похождения героев в загадочной и таинственной Венеции позволяют отнести это произведение и к детективу, и к приключенческой литературе. Роман англичанина Эдгара Уоллеса «Тайна желтых нарциссов», напротив, отвечает всем законам криминального жанра.

Поэт Эбб, историк Люченс и банкир Трепка организуют «Клуб любителей детективов». Однако им приходится встретиться не только с выдуманными преступлениями, о которых они с жаром спорят. Члены Клуба становятся свидетелями загадочных смертей и покушений в семье знакомых им аристократов Ванлоо. Каждый из членов Клуба идет своим путем к решению загадки. Однако нити ее ведут не только к конкретному преступнику, но и вглубь веков к скалистому острову Святой Елены, где томился в ссылке поверженный Наполеон…

Один из самых известных романов Хеллера, в котором Филипп Колин остроумным способом спасает великого герцога Менорки как от разорения, так и от революции, сам при этом не оставаясь внакладе.В сюжет вплетена и любовная история герцога, которая также кончается благополучно не без участия Колина…

1922 год. Молодой аристократ Эрнест Пик, проживающий в усадьбе своей тетки, никак не может оправиться (прежде всего психологически) от последствий Первой мировой войны. Дорогой к спасению для него становится любовь внучки местного священника и помощь крестьянам в организации праздника в честь хозяйки здешних водоемов, а также противостояние с теткой, охваченной фанатичным религиозным рвением.

Ханна Кралль (р. 1935) — писательница и журналистка, одна из самых выдающихся представителей польской «литературы факта» и блестящий репортер. В книге «Белая Мария» мир разъят, и читателю предлагается самому сложить его из фрагментов, в которых переплетены рассказы о поляках, евреях, немцах, русских в годы Второй мировой войны, до и после нее, истории о жертвах и палачах, о переселениях, доносах, убийствах — и, с другой стороны, о бескорыстии, доброжелательности, способности рисковать своей жизнью ради спасения других.

Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.

Это не городок – это настоящий пчелиный улей. Все вокруг жужжат и суетятся. Здесь, как водится, полно трутней, но есть и трудолюбивые жители. Так, Джейк – когда-то веселый малый, обладатель самого высокого ирокеза в истории школы, теперь сломлен. Несчастный случай разрушил его жизнь, и парень не представляет, что делать дальше. Гарри – неудачник, на которого всем плевать. Он перебивается с хлеба на воду, смиренно принимая удары судьбы, которая не особо с ним церемонится. Алиса – разочарованная в жизни хозяйка пасеки. Пчелы, пожалуй, единственные создания, приносящие ей хоть какую-то радость.

Уильям Моррис (1834–1896) – английский поэт, писатель, переводчик, художник, дизайнер, издатель, изобретатель и общественный деятель, поистине выдающийся ум и во многом культовая личность Викторианской эпохи. В России Моррис известен преимущественно как социалист благодаря романуутопии «Вести из ниоткуда, или Эпоха мира» (1890). На Западе же его помнят в первую очередь как писателя, создавшего жанр фэнтези из искрящейся смеси рыцарского романа и волшебной сказки; писателя, чьё знамя позже подхватят Дж.

В новом романе Д. Пеннака переплетены воображаемое и прожитое, реальные факты его биографии и художественный вымысел, сюжет выстраивается на глазах у читателей, а сам автор является одним из героев книги.