Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - [17]

Я бросился домой с ножом в руке, и, наверное, казался безумным, потому что люди шарахались от меня и убегали с моего пути. Добежав до дома, я услышал жалобную песню дочери моего дяди:

Я одна в этом постылом доме,

Стены его словно душу мою сдавили,

Окна его источают удушливый дым,

Двери его сдавливают мне горло.

Эта песня растрогала меня, ибо в ней звучало то, что сам я чувствовал сердцем и душой. Мир померк передо мной, и очнулся я оттого, что мое лицо омывали розовой водой.

– Монета – ее правый глаз, а нож – орудие убийства, – сказала Азиза.

– Храни меня Аллах! – в ужасе вскричал я. – Неужели моя возлюбленная задумала выколоть себе глаз?

Но дочь моего дяди сказала:

– Нет, не тревожься, она просто говорит тебе: «Клянусь Аллахом Всемогущим и клянусь своим правым глазом, что, если ты еще раз придешь ко мне в сад и заснешь, я зарежу тебя этим ножом».

И я задрожал всем телом – не от страха, но от любви и сострадания. Дочь моего дяди заметила легкую улыбку у меня на лице и догадалась, о чем я думаю.

– Я так беспокоюсь о тебе, возлюбленный брат, – умоляюще проговорила она. – Эта женщина жестока, расчетлива, хитра, а сердце ее полно ненависти и черно.

Но я в свою очередь взмолился:

– Помоги мне и надоумь, что делать, Азиза.

– Для тебя, о возлюбленный брат мой Азиз, я бы и глаз вынула из глазницы. Ложись и спи – крепко, как сурок. Вот что тебе сейчас нужно.

Она взяла меня за руку, и отвела к моей постели, и растерла мне плечи и тело, и обмахивала лицо опахалом, пока я не заснул, а проснулся я, только когда солнце уже село. Когда Азиза увидела, что я проснулся, то вскочила и вытерла слезы. Затем сытно накормила меня, а потом обняла и крепко прижала к себе.

– Азиз, слушай меня внимательно, – сказала она. – Твоя возлюбленная не покажется до предрассветного часа. Не сиди и не жди праздно, а найди себе занятие. Гуляй по саду и нюхай цветы, особенно жасмин, ибо его аромат займет твои чувства и пересилит запахи трапезы.

Я постарался следовать совету Азизы, и прошла почти вся ночь, и уже раздались первые крики петухов, когда я услышал легкий шорох. Я обернулся и оторопел, увидев, что моя возлюбленная вошла в сад в сопровождении десяти рабынь, словно луна, окруженная звездами. Увидев меня, она засмеялась и сказала:

– Теперь я вижу, что ты настоящий влюбленный – даже сон тебя не взял, так мучил тебя страх никогда больше меня не увидеть.

Она отпустила рабынь, и мы обнялись и осыпали друг друга поцелуями, и я сосал ее верхнюю губу, а она сосала мою нижнюю, и, когда она развязала тесемки своих шальвар, мое желание и страсть взяли над ней верх, и тело ее поддалось моему натиску. Я вознес ее на седьмое небо блаженства, и сам последовал за ней, полностью растворившись в сладострастии. Когда мы оба постепенно пришли в себя, я услышал, что клянусь ей в том, что лишь сейчас по-настоящему стал жить и с этой минуты моя душа в ее руках.

Когда пришло утро, я прошептал много нежностей ей на ухо, и ласково укусил ее за грудь, чтобы она вспоминала меня весь день. Я опустился на колени и поцеловал ее бедра и ноги, а в награду она достала из кармана одежд носовой платок и отдала мне со словами:

– Вот, возьми на память.

На платке была вышита газель.

Я спрятал платок в карман, и мы договорились встретиться следующей ночью, и впредь сходиться каждую ночь, до конца наших дней. Домой я пришел, шатаясь как пьяный, столь сильна была моя страсть.

Я вошел в дом и увидел, что дочь моего дяди лежит в постели, но она сразу встала и приветствовала меня, вытирая рукавом слезы, бегущие по щекам. Даже не спрашивая, она поняла, что я наконец добился того, чего хотел, и спросила меня:

– Прочел ли ты ей те строки, что я наказала тебе прочесть?

Я ответил, что забыл об этом, и показал ей носовой платок с вышитой газелью. Сестра моя внимательно рассмотрела его и попросила подарить его ей. Я охотно согласился, а когда мне пришло время отправляться к моей возлюбленной, Азиза напомнила мне, чтобы я сказал ей стихи. Мне пришлось признаться, что я забыл их, и она повторила их мне несколько раз.

Я добрался до сада, бормоча про себя строки, чтобы их запомнить. Моя возлюбленная уже поджидала меня. Мы бросились друг другу на шею, а затем она села мне на колени, и мы тешились, пока не издали стон наслаждения, а после этого ели и пили, а затем снова предавались любви до самой зари.

Но прежде чем оставить ее, я не забыл произнести строки, которым научила меня Азиза:

Во имя Аллаха, скажите, влюбленные,

Как сердцу унять эту боль бесконечную?

Когда моя возлюбленная услышала эти строки, глаза ее наполнились слезами, и она ответила мне:

Таиться ты должен и прятать любовь,

Смирить свое сердце и дальше терпеть.

Я вернулся домой, улыбаясь от радости, потому что не забыл выполнить пожелание дочери моего дяди, но увидел, что Азиза лежит больная, а моя мать сидит рядом с ней и пытается ее утешить.

– Ты прочел ей стихи? – сразу спросила сестра, несмотря на свое нездоровье.

– Да, – весело ответил я, – и вот что она мне ответила:

Таиться ты должен и прятать любовь,

Смирить свое сердце и дальше терпеть.

Услышав мои слова, дочь моего дяди забилась в постели, как раненая птичка. Мать прикрикнула на меня: