Тысяча миль в поисках души - [133]

— Пособие, говорите? Пособие, конечно, буду получать. Около года буду получать. А потом как жить? Есть у меня друзья, которые получают пособие. Не позавидуешь им. Это так, чтобы с голоду не умереть. На пособие сына не выучишь, жену не вылечишь. Пособия еле-еле на похороны хватит, если загнешься от переживаний.

Да ну вас совсем! Какого черта вы душу травите? Не хочу я об этом больше говорить. И без того тошно…

Вы суеверный человек? Я вот очень суеверным в последние годы стал. Давайте постучим по деревяшке три раза…

— Что касается меня, то в случае потери работы я, наверное, не буду получать пособия по социальному страхованию. Дело в том, что я работаю в маленькой компании, где нет ни профсоюза, ни социального страхования. Кроме того, работаю я всего лишь год с небольшим. И вообще весь мой рабочий стаж — год с небольшим.

(Ему 23 года. Он преподаватель истории, но работу по профессии найти не мог и устроился рабочим на книжный склад. Его зовут Дэвид Андерсон).

— Я очень дорожу той работой, которую удалось найти. Чтобы быть на хорошем счету у хозяина, прихожу на склад за 15–20 минут до начала работы и не спешу уйти домой после работы. Разумеется, все стараюсь делать так, чтобы не получить ни одного замечания. Потеря работы была бы для меня катастрофой. Не знаю, поймете ли вы…

У меня есть два горячо любимых и дорогих человека. Мать и невеста. Мать уже старенькая и слабая. Она отдала мне всю свою жизнь. Я у нее единственный. Она меня вырастила без отца. Когда я стал работать, я прежде всего сделал вот что: сменил квартиру, чтобы маме было легче и удобнее жить. На оплату двух комнат уходит третья часть моей зарплаты, хотя это и не бог весть какая квартира.

Что вам сказать про мою девушку? Ну, разумеется, это самая красивая, самая нежная, самая добрая девушка в мире. Мы хотим пожениться. И очень хотим ребенка. Она — студентка. Значит, из нас троих зарабатываю пока что один я. И уже сейчас я коплю деньги на будущее, отказываю себе и матери во всем, беспощадно экономлю. Не хожу в кино. Даже курить бросил. Вы не улыбайтесь, пожалуйста. Вы знаете, к примеру, сколько нужно будет уплатить врачам за роды? Около двух тысяч долларов, если в хорошей больнице. А в плохой я не хочу: очень люблю мою будущую жену и будущего ребенка. Не знаю, поймете ли вы меня…

Так вот подумайте сами: смогу ли я платить за квартиру, если я потеряю работу? Смогу ли я жениться, если я потеряю работу? Смогу ли я иметь ребенка?

Безработица убивает в человеке его душу. Человек еще жив, а внутри он уже мертв. Я знаю таких людей. На них страшно смотреть. С ними страшно общаться. Это как общение с живыми мертвецами.

Потерять работу — это как стать прокаженным. Все тебя сторонятся. Потеря работы — это потеря места в нашем очень потребительском, очень жестоком и равнодушном обществе. Я знаю молодого инженера, который стал безработным: через два года он потерял любимую женщину, потерял друзей, потерял веру в самого себя.

Вот что страшнее всего: потерять веру в самого себя, потерять веру в жизнь, когда она, по сути дела, только начинается, стать живым мертвецом в 23 года.

— Я вам вот что скажу, мистер: кто-кто, а я-то знаю, что значит остаться без работы. О, да, сэр, можете мне поверить! Я это знаю из собственного опыта и могу вам кое-что рассказать.

(Ее зовут Джуди Хаббард. Ей 37 лет. Она негритянка. Работает уборщицей в отеле).

— Так вот, мистер, слушайте, если хотите. Я ожидала пятого ребенка, когда муж потерял работу. Помню даже, как все это было, хотя с того вечера прошло уже десять лет. Пришел мой Джон домой, сел на стул, смотрит на меня, что-то хочет сказать, а не может — губы трясутся…

Он был сборщиком хлопка, мой Джон. Один из тех, кто летом кочует вслед за солнцем с севера на юг. С двенадцати лет он собирал хлопок и другой профессии не имел. Сельскохозяйственный сезонный рабочий, вот кто он был с двенадцати лет. Таким, как он, даже пособий по безработице не дают.

Через месяц мы уже недоедали. Жили тем, что получали в церкви из благотворительного фонда. Занавешивали окна, чтобы маленькие думали, что еще ночь, и не просили есть…

Скоро совсем плохо стало. И тогда мой Джон сделал то, что делают многие негритянские мужчины, у которых нет больше сил смотреть, как голодают их дети. Он ушел из дому. Бросил нас. Скрылся. Да, сэр, бросил, хотя очень любил нас. И вот только тогда, лишившись главы семьи, я получила по закону право на пособие. Вот только такой ценой, ценой отказа от мужа, получила я право на помощь.

Знаю, что потом Джон уехал искать работу на север. Где-то в штате Иллинойс заболел и умер…

Давно это было, мистер… Подросли мои старшие, ушли из дома. Улица — теперь их дом. Недоучились, не определились в жизни. Не на кого им было опереться, не было рядом отцовского плеча…

Честно вам скажу, порой не хочется жить, но ведь младшие со мной. Может быть, их выведу в люди. Если не потеряю работы…

Вашингтон, памятник Линкольну…

Три репортажа из «Города воскрешения».

Весной 1968 года со всех концов Америки на Вашингтон двинулись бедняки. Шли батраки Алабамы и безработные шахтеры Аппалачей, индейцы Южной Дакоты и мексиканцы Техаса. Шли белые и негры. Голодные, усталые, гневные и непокорные. Они прошли по улицам столицы и в центре города принялись возводить «Город воскрешения…