Тысяча мелких забот - [5]
— Давайте прыгайте, пока медленно идет. Я помогу! — громко закричал Сандро девушкам.
Маквала оперлась на плечо шедшего рядом с поездом топографа и вроде бы попыталась раза два соскочить, но поручня не выпускала, а так, разумеется, спрыгнуть не могла. Поезд уже набрал скорость, и Сандро в отчаянии рванул стоп-кран. Что-то зашипело, но лоезд не остановился и не замедлил хода. Девушки успели всучить свои сумки топографу и, глядя на Маквалу, заливались смехом.
Топограф бежал по платформе, поражаясь непонятному веселью девушек, а когда убедился, что им уже не спрыгнуть, грустно и растерянно посмотрел на Сандро, словно говоря: «Что ты со мной делаешь?.. Бросил одного в незнакомом месте...»
Растерянно смотрел на него и Сандро. Поезд резко увеличил скорость и оставил топографа далеко позади. Марго, Маквала и Тина были радостно возбуждены, подобного с ними еще не случалось, и история казалась им романтичной. А Сандро переживал: хоть бы сказал топографу, где их машина! Кто знает, сообразит ли сам? А вдруг возьмет и со злости уедет назад в Тбилиси?
— Ничего, на следующей остановке пересядете в электричку... — успокоил их проводник.
— Вот хорошо, вот хорошо! — Девушки, как дети, захлопали в ладоши, а Сандро нахмурился и молчал всю дорогу.
В электричке у Сандро еще больше испортилось настроение: в вагоне шумно переговаривались какие-то мужчины, возвращавшиеся со свадьбы. Они бесцеремонно оглядывали вошедших, а один прямо-таки поедал глазами Маквалу. В правой руке этот тип держал палку с насаженной на нее поросячьей головой и подозрительно покачивался. Марго что-то зашептала Маквале, глядя на наглого типа. Тот спесиво расправил плечи и выставил поросячью голову, словно удостоверение личности.
Марго и Маквала захихикали. Тина, разумеется, тоже...
— Извиняюсь, не скажете, который час? — спросил развязный тип у Сандро.
Сандро неприязненно оглядел его и холодно ответил:
— Скоро восемь.
— Не больше? Извините, девушки, и на ваших столько, а? — обратился он к Марго.
— Столько же!
Тогда он повернулся к Маквале.
— Вы, наверное, приезжие? Едемте ко мне, гостями будете, передохнете, перекусите... А мы с вами, — он обернулся к Сандро, — пропустим, как положено.
— Спасибо, на хотим.
— Почему, друг, что мы — не грузины? Ежели друг другу уважения не окажем, выходит, всему конец, какие мы...
— Отстань.
— Что?!
— Что слышал! Отвяжись, — разозлился Сандро и так глянул, что тип сразу замолчал.
Когда они наконец сошли на своей станции, у Сандро сердце упало — машины на месте не оказалось. Не видно было и топографа. «Нашли ли они друг друга? Неужели за нами погнались?»
И вдруг почувствовал: дошел до точки, не может больше выдержать всего этого! И сник... Оставил оживленно болтавших девушек в зале ожидания и пошел туда где утром стояла машина, — ждать, когда вернется Вануа.
Моросило. На короткое время небо посветлело, но скоро затянулось еще сильней, нависло мрачное, тяжелое, и от этого кругом потемнело. Возле Сандро топтались люди, терпеливо дожидаясь автобуса.
Нахлынуло все, что изводило, изматывало, раздражало и злило его все эти три дня, — вспомнил хождение к бухгалтеру за деньгами, неприятные разговоры с ним и топографом, неловкую встречу с Нико и девушкой в троллейбусе, базарную толчею, обманщика-завхоза, тяжелые сумки, мешки, погрузку вещей, нудную дорогу в тумане, дождь, снег, поиски дороги к селу, разгрузку машины под мокрым снегом в протекавших сапогах, угощение — крепленое вино и надоевшие тосты, беспечных девушек — Маквалу с распущенными волосами, Марго, которая пялилась в зеркало, когда надо было выходить на станции, бесполезный тормоз, беспомощного топографа с рейкой, типа с поросячьей головой.
И ярость снова охватила Сандро. Под мелким, нудным дождем он чувствовал себя таким бессильным... Закричать бы, заорать, дать выход скопившемуся раздражению — ничего не хотел он больше. Сандро вскинул голову и ощутил, что дождь усилился.
Ожидавшие автобуса стали укрываться под навесом ларька через дорогу. Сначала туда перебралась пожилая женщина, потом мужчина в папахе, за ним тощий тип в очках и маленькая девочка с огромной сумкой в руках, и в конце концов все, кроме одного мужчины, перешли туда.
Злой, раздраженный, Сандро остался стоять на месте и чувствовал, как промокают у него ноги и мокнет он сам. Но ему было все равно, намокнет он или нет; все стало безразличным... И все же он оглядел единственного человека, оставшегося под дождем. Это был мужчина лет пятидесяти, коренастый, ширококостный, наверное, ночной сторож, ожидавший автобуса в свою деревню. Продрогший, злой после мерзкой, холодной ночи, он стоял в полной неподвижности, и, видно, ему тоже было все равно, намокнет он или нет. Мрачно насупившись, мужчина враждебно оглядел людей, укрывшихся под навесом ларька, потом так же недружелюбно глянул на Сандро, оцепеневшего на месте, но Сандро даже не моргнул. Человек повернулся к нему спиной, а Сандро неожиданно почувствовал необъяснимое облегчение. Он задумчиво смотрел человеку в спину, вспоминая его мокрое небритое лицо, запавшие глаза с темной синевой вокруг, поджатые губы, обвисшие щеки, и вдруг озарило его — ведь он и сам выглядит так же! И едва понял это — расслабли мышцы, приятно расслабло все тело, и исчезла злость на всех и на все. Перед взором возникли глаза топографа, удивленные, полные упрека, и Сандро улыбнулся. Потом вспомнился тип, гордо державший поросячью голову, — тамада со свадьбы, — и Сандро усмехнулся. Он понимал, что люди с той стороны дороги наблюдают за ним, и подумал, как бы не сочли его сумасшедшим — стоит и смеется... Сандро прошелся взад-вперед, пытаясь скрыть свое радужное настроение. Но тут обернулся сторож, хмуро уставился на него. Сандро пригляделся и сообразил, что человек неправильно понял его веселую ухмылку, и широко улыбнулся ему, так широко, что улетучились последние крупицы досады и тоски, а потом сделал несколько шагов и похлопал человека по плечу.
Роман известного грузинского прозаика Г. Дочанашвили — произведение многоплановое, его можно определить как социально-философский роман. Автор проводит своего молодого героя через три социальные формации: общество, где правит беспечное меньшинство, занятое лишь собственными удовольствиями; мрачное тоталитарное государство, напоминающее времена инквизиции, и, наконец, сообщество простых тружеников, отстаивающих свою свободу в героической борьбе. Однако пересказ сюжета, достаточно острого и умело выстроенного, не дает представления о романе, поднимающем важнейшие философские вопросы, заставляющие читателя размышлять о том, что есть счастье, что есть радость и какова цена человеческой жизни, и что питает творчество, и о многом-многом другом. В конце 19 века в Бразилии произошла странная и трагическая история.
Гурам Дочанашвили — один из ярких представителей современной грузинской прозы. Ему принадлежат рассказы, повести, романы, эссе. Русскому читателю Г. Дочанашвили знаком по книгам «Там, за горой», «Песня без слов», «Одарю тебя трижды» и др.В этой книге, как и в прежних, все его произведения объединены общей темой — темой добра, любви, служения искусству. Сюда вошли как ранние произведения писателя, такие, как «Дело», «Человек, который страсть как любил литературу», «Мой Бучута, наш Тереза» и др., так и новые — «Ватер/по/лоо», «И екнуло сердце у Бахвы» и т.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.