Тысяча и одна ночь - [33]

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестьдесят седьмая ночь

Когда же настала сто шестьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала ювелиру: „Постой здесь, пока я не вернусь к тебе“, – и ушла, а потом возвратилась с деньгами – продолжал ювелир, – и спросила: „О господин, где мы с тобою встретимся?“ А я отвечал ей: „Я пойду и сейчас же отправлюсь к себе домой, и ради тебя я придумаю что-нибудь, как тебе свидеться с Али ибн Беккаром, – к нему ведь теперь затруднительно добраться“. – „Скажи, в какое место мне прийти?“ – спросила девушка. И я ответил ей: „Ко мне домой“.

И потом она попрощалась со мною и ушла, а я понёс деньги и, принеся их домой, сосчитал их, и оказалось, что денег пять тысяч динаров. Я отдал своим родным из них немного и тем, чьи вещи были за мною, я дал, взамен их, денег.

А потом я поднялся и, взяв с собою моих слуг, отправился к тому дому, из которого пропали вещи. Я привёл каменщиков и плотников и строителей, и они сделали дом снова таким же, каким он был, и я поселил там свою невольницу и забыл, что со мною случилось. И затем я пошёл и пришёл к дому Али ибн Беккара.

И когда я достиг его, ко мне подошли слуги ибн Беккара и сказали: «Наш господин ищет тебя ночью и днём, и он обещал нам, что всякого, кто тебя приведёт к нему, он отпустит на волю. И они ходят и разыскивают тебя, но не знают, в каком ты месте. К нашему господину вернулось здоровье, и он то приходит в себя, то впадает в беспамятство, а когда он приходит в сознание, то вспоминает тебя и говорит: „Пусть его непременно приведут ко мне на один миг!“ – и опять падает без чувств.

И я отправился к нему со слугой, – говорил ювелир, – и оказалось, что он не в состоянии говорить. И, увидав его, я сел у его изголовья, а он открыл глаза и при виде меня заплакал и воскликнул: «Привет тебе! Добро пожаловать!» Я поддержал его и посадил и прижал к своей груди, а он сказал мне: «Знай, о брат мой, с тех пор как я слёг, я не садился. Слава же Аллаху за то, что я увидал тебя!»

И я до тех пор поддерживал его, – говорил ювелир, – пока не поставил на ноги и не заставил пройти несколько шагов.

И он переменил одежду и выпил питьё, и все это для того, чтобы успокоилось его сердце. А когда я увидел на нем признаки здоровья, я рассказал ему, что было с невольницей (а меня никто не слышал), и потом я сказал: «Укрепи свой дух и силу, я знаю, что с тобою». И он улыбнулся, а я сказал ему: «Ты найдёшь лишь то, что тебя обрадует и исцелит». Затем Али ибн Беккар приказал подать кушанье и, когда его подали, сделал знак своим слугам, и те разошлись, а он сказал мне: «О брат мой, видел ли ты, что меня поразило?» И он извинился передо мною и спросил меня, каково мне было это время. И я рассказал ему о том, что со мною случилось, с начала до конца.

И Али ибн Беккар удивился, а затем он сказал слугам: «Принесите мне то-то и то-то». И ему принесли дорогие подстилки и копры и прочую домашнюю утварь из золота и серебра – больше того, что у меня пропало, и ибн Беккар отдал мне эти вещи, а я отослал их домой.

Я остался у Али ибн Беккара на ночь, а когда заблистало утро, он сказал мне: «Знай, что все имеет конец, и конец любви – смерть или единение, а я ближе к смерти. О, если бы я умер раньше того, что случилось! Ведь если бы Аллах не был к нам милостив, мы были бы посрамлены, и я не знаю, что приведёт меня к избавлению от того, что со мною. Если бы не страх перед Аллахом, я бы, наверное, ускорил свою гибель[209]. Знай, о брат мой, я как птица в клетке, и душа моя несомненно погибнет от горестей, но ей назначено определённое время и установленный срок».

И он стал плакать и сетовать и произнёс:

«Довольно с влюблённого тех слез, что уж пролиты,

Прогнала печаль давно терпение всякое.

Скрывающий тайное в душе собирал его,

Но око рассеяло все то, что им собрано».

А когда он кончил говорить эти стихи, я сказал ему:

«О господин, знай, что я намереваюсь уйти домой, – быть может, невольница вернётся ко мне с вестями». – «В этом нет беды, – сказал Али ибн Беккар, – но только скорее возвращайся и расскажи мне все, – ты видишь, в каком я состоянии».

И я простился с ним, – говорил ювелир, – и ушёл к себе домой, и не успел я как следует усесться, как пришла невольница, задыхаясь от слез. «Что с тобой?» – спросил я её, и она сказала: «О господин, знай: нас постигло то, что постигло, и случилось дело, которого мы боялись. Когда я вчера ушла от тебя, я нашла мою госпожу разгневанной на одну из тех двух прислужниц, которые были с нами в тот вечер, и она велела побить её, я девушка испугалась и убежала от своей госпожи; она вышла, и её встретил один из тех, что поставлены сторожить у ворот, и схватил и хотел вернуть её обратно к её госпоже, но девушка намекнула ему словами, и сторож обошёлся с ней ласково и выспросил, что с ней было. И девушка рассказала ему, что с ними произошло.

И весть об этом дошла до халифа, и он приказал перевести мою госпожу Шамс-ан-Нахар и все, что у неё есть, во дворец и поставить двадцать евнухов сторожить её. Я с нею до сих пор не видалась и не сообщила ей о причине Этого, и я подозреваю, что все произошло из-за этого случая. Я испугалась за себя и растерялась, о господин, и не знаю, как поступить и как ухитриться в нашем с нею деле. У неё нет никого, кто бы лучше хранил тайну и был ближе к её сокрытию, чем я. Ступай же, господин, к Али ибн Беккару и расскажи ему об этом…»