Тысяча и одна минута. Том 3 - [11]

Если застанут Яшку в такой проделке… – Стой, служивый, что ты это делаешь?.. (а он все таки с оси колесо тащит). – Что ты, говорят тебе, делаешь?

«Постой, скажет Яшка, дай посмотреть, что это такое?..»

– Что ж ты, аль не видишь, что колесо?

«И впрям колесо!.. эк я в немчурской-то земле насмотрелся, русского колеса не узнаю!.. Дело диковенное, поди ты, насилу разобрать могу!»

(Сам ходит кругом колеса, выпуча глаза, осматривает).

– Да что тебе, служивый, ай мерещится?.. Чай и у немчуры. такие ж колесы; что у нас.

«То-то что не такие.»

– А какие же?

«Да там совсем не такие, там четыреугольные; а хитро ж и устроены, шибче наших бегут!»

– Полно, служба, морочить; ну как это можно!

«Эки пни, закричит Яшка, еще не верят!.. Да сами взгляните: это-то колесо потихоньку вертится, а то, как не раз, то аршина и нет; а пойдет катать, так хоть трех лошадей зараз рядом пусти, и то не нагонят!»

– Да чай и там лошади такие ж, как и у нас?

«То-то вот ты много чаешь, а ничего не знаешь; лошади такие!.. Я на них лет с семь езжал, а и теперь порядком не знаю, что они за звери: глядишь – спереду кобылка, а сзаду бык; или примерно мерен, кажется гнед, а шерсти на нем нет!»

– И, служивый, этому вовсе нельзя и быть…

«Ну, закричит Яшка, вас не переговоришь!» Махнет рукой и пойдет с досадою домой; и не то ему досадно, что не верят, есть ли в его словах путь, а то досадно, что не дали колеса стянуть.

Такие-то проделки у нашего Яшки бывали, и так его все признали, что и до сих пор помнят. Я и сам слышал не раз; сойдутся две старухи, поразговорятся про старое житье-бытье, непременно вспомянут и Яшку.

«Что, Спиридоновна, у вас ничего не слыхать? у нас, говорят, постой поставить хотят.»

– Ой-ли? ну, избави вас Господи!.. У нас был постой года три тому, да мы нечаяли как и отделаться; напался служивый солдат Яшка; бывало ни себе, ни ребятишкам ничего получше в печь не ставь, все приест, разбойник!.. «Те, скажет, малы, а ты стара, вы и черный хлеб не отличите от пряника; а блины да пироги про нас береги, наше дело солдатское, у нас, с хлеба будет брюхо лупиться, так не годимся на службу царскую; а тогда вам же хуже, как начнут опять в рекруты набирать!» Я было сначала и верила, да спасибо кум наставил на ум: «что ты, говорит, его слушаешь, он в бусурманской земле всяким вракам научился, так тебя и дурит! «Я думаю, постой же отплачу тебе, голубчику! Пойдет он бывало в праздник по деревне шляться и оставит дома всю аммуницию; я его и спросила: что это, господин служивый, у вас за сумочка, которую вы на стену вешаете?.. «Это, говорит, сумка с партонами.» Я и пристала: скажи-да-скажи, что это за партоны такие?… Он и признался: «это, говорит, присяга солдатская…» Слышала я, что солдат без присяги не может жить; вот, как он раз приел у нас все, да ушел со двора; постой, говорю я, разбойник, я тебя сделаю без присяги! Схватила сумку да в печь… батюшки-светы!.. куда и печь и изба! не знаю, как сама осталась жива, а нашей полдеревни, как корова языком слизнула, все выгорело!.. Помилуй Бог от этих солдат! Я теперь всегда прочь бегу, коли хоть издали завижу какого нибудь.

Проделка первая

Не смотря на страх Спиридоновпы, поставили постой. И Яшка, как тут, легок на помине; прибежал в избу к товарке Спиридоновны, видит, сидит старуха одна; молодые все жать ушли.

«Давай мне, старая, есть!» закричал Яшка; «я по командирскому веленью сюда обедать пришел.»

– Да что я вам дам, господин служивый, у нас и хлеба нет и муки не бывало; вон хоть сами посмотрите: одна вода в чугуне кипит, пейте, коли хотите, а кормить печем.

У Яшки брюхо было понабито, он прибег понаведаться нет ли стащить чего.

«Как, старая корга, есть нечего… Да вот видишь под лавкой топор лежит?.. Вари топор!»

– Как это можно, господин служивый…

«Как можно? а вот как!» схватил Яшка топор и сунул в чугун; «ну, мешай, старая колдунья!»

Полежал топор с минуту, вынул его Яшка, «вот теперь, говорит, позавтракаю!»

– Да он, господин служивый, еще и не сварился; такой же, как был.

«Ну, дела нет, что сыр, не то вытопишь жир, хрящь останется, подавно не ужуешь!.. Прощай, старуха! я его дорогой съем; пока дойду до полка и полтопорища не останется.»

Приходит сын старухи; надо ему идти дрова колоть.

«Матушка! где топор?»

– Да служивый съел.

«Как съел?»

– Да так. Я ему и варила его; еще спасибо добрый солдат попался, не то, что у Спиридоновны: топор-то был совсем сырехонек; а служивый, такой добрый, – ну, говорит, ужую как нибудь!

Проделка вторая

Яшка между тем променял топор на алтыны; а как еще рано было в полк являться, то он отправился на новые приключения.

Приходит в другую избу в деревне, сидит старуха лен прядет.

«Здравствуй, бабушка!.. каково живешьможешь, не ломаешь ли зубов, когда сухари гложешь?»

– Слава Богу, родимый, помаленьку живу себе.

А родимый обернулся раз пять кругом, видит стащить нечего, все припрятано; давай со старухой раздобарывать.

«Ну, бабушка, внук твой тебе поклон прислал.»

Какой внук?

«Ну молодой-то парень, что из вашей деревни в солдаты отдан!»

– Уж не Матвей ли?

«Точно, внук твой Матвей; неужели ты его забыла?»

– Да ведь он умер прошлым годом, мы но нем и панихиду справили.